Я смотрел на застывавшую на диване кровь, на размазанные по паркету красные разводы, на бурые кляксы растекающегося по столу виски, и рука сама включила телефон, пролистывая контакты в поисках последнего человека, способного пролить свет на всё этом безумие.

— Добрый вечер, Рикман. Скажи, если тебе сейчас привезут образец крови, то ты сможешь определить, что именно принимает её хозяин?

— Добрый, мистер Прайд, — отозвался пожилой врач после небольшой паузы. — Вы ищете что-то конкретное или хотите, чтобы я проверил её на всё, что только можно?

— На всё от и до. Я хочу знать, какая именно дрянь убивает моего сына.

— Это займёт много времени. Но если хотите, то я обращусь в криминалистическую лабораторию. У меня там как раз есть один старый знакомый.

— Спасибо, Эрик, буду очень тебе за это благодарен.

Устало потерев переносицу, я подошел к дивану, рухнув на него с вполне слышимым треском. Нужно было перевести дыхание и успокоиться. Собраться с мыслями и подготовить себя к очередному изнуряющему противостоянию.

Полураздетая, с обнаженной грудью, она стоит передо мной на коленях, пока я продолжаю сжимать её горло. Я чувствую, как под моими пальцами играют напряженные мышцы в безуспешной попытке избавиться от удушающих тисков. Длинные ногти впиваются в мои запястья, раздирая кожу до крови. Врезаются всё сильнее и глубже, словно пытаясь исполосовать набухшие вены.

Слышу, как из пересохшего рта вырываются гортанные хрипы. Сухие и тяжелые. Она пытается хватать воздух. Хлопает губами, напоминая выброшенную на берег рыбу. Большого голубого тунца со стеклянными глазами.

Она смотрит на меня словно слепая. Плачет. А в голове снова и снова прокручиваются слова отца: «Ну, так что ты делаешь с ними, а? Бьешь? Режешь? Душишь?»

Они как надоедливая песня! Я пытаюсь выкинуть их! Пытаюсь забыть! Стереть из памяти! Но ничего не выходит. Его голос гудит во мне, растекаясь вместе с кровью.

Он так глубоко, что от него невозможно избавиться. Невозможно ни вырвать, ни испепелить! Он зудит в опухших мозгах надоедливым комаром! Пищит, переходя в ультразвук, от которого начинает болеть в висках, сдавливать их невидимыми тисками, взрывая череп своими навязчивыми вибрациями!

— Достаточно! — кричу и делаю шаг назад. Звуки собственного голоса напоминают противное рычание пантеры. Осипший, звонкий и такой истеричный, что хочется заткнуть уши! Словно в этот момент я превратился в загнанного в угол зверя. — Надоело уже, — хватаю со стола бутылку и втягиваю жгучий алкоголь жадными глотками.

— Ну ещё чуть-чуть… — хрипит девчонка, подползая ко мне, и начинает тереться об ноги как приблудная собачонка. — Мне не хватило… Совсем немного не хватило…

— Нет, — отхожу от неё, позволяя рухнуть на пол, и присаживаюсь в кресло.

Нужно покурить. Отключить мозги, убивая их дымом и спиртом. Выжечь из них запах чайной розы и пиона. Убрать с языка, чтобы он прекратил отравлять меня. Чтобы прекратил наполнять мои лёгкие холодной ртутью.

«Да уж… — делаю едкую затяжку, после которой во рту остаётся лишь горечь. — Больше она не пахнет как Рождественский ангел. Не пахнет как милая сопливая девчонка. Теперь Даяна наполнилась ароматом настоящей женщины».

Таким знойным. Горячим. Живым. И таким сильным, что хочется всунуть голову в петлю и соскочить со стула, потому что помнить его — всё равно что оказаться приговорённым к вечным мукам.

Быть никому не нужным. Отверженным Богом и проклятым Дьяволом. Болтаться на границе между двух миров, словно долбаный призрак, из которого вырвали душу и забрали вместе с той проклятой сукой, без которой я не могу существовать! С той, о которой совершенно не могу забыть. Которую не могу превратить в очередную свою шлюху. Шлюху, которых поменял за это время даже больше, чем за последние несколько лет.

Как же больно! Блядь! Прошло уже три недели, а мне всё ещё больно! И всё зря! Всё даром! Что бы я ни делал! Что бы не принимал и как бы сильно не изводил себя, а мне до сих пор всё так же паршиво и горько, как в самый первый день!

«Но нет… — начинает смеяться мой внутренний психопат. — Сейчас стало хуже! Намного хуже! И если прежде боль напоминала огромные языки пламени, то сейчас это куда скорее раскалённые угли под изуродованной кожей…»

— Ну, пожалуйста… — снова подползает ко мне заказанная девка, хватаясь за джинсы. — Я сделаю все, что ты захочешь, только помоги мне кончить… — скулит и опускается к босым ногам, начиная облизывать пальцы.

Я всегда предпочитал вызывать любительниц удушья. Они кайфуют, когда их душат, а я кайфую, когда душу. Но сейчас… Происходящее показалось мне таким отвратительным, грязным и мерзким, что наполненный алкоголем желудок начинает выворачивать наизнанку. И я понимаю, что ещё немного и меня вывернет прямо на ползающую у ног девку.

— Пошла вон! — приказываю, готовясь схватить её за волосы и выволочить прочь из комнаты. — Живо!

Озадаченная, она начинает отползать к дверям под моим пристальным взглядом. Подтягивает лежащее на полу платье и скрывается за дверью, оставляя меня один на один со своей тошнотой.

И стоит ей выйти, как я тотчас перегибаюсь через быльце. Алкоголь хлещет фонтаном, растекаясь по дорогому полу большой омерзительной лужей. Тело трясет, пробивая в холодном ознобе, а меня и дальше полощет, выкручивая словно тряпку. Виски сменяется белой пеной, и мне становится смешно.

Я блюю и смеюсь, как ненормальный, потому что даже самому себе уже напоминаю бешеного пса. Тело избавляется от желчи, которой я пропитался до самых костей, и у меня тотчас начинают скрипеть от неё зубы. Живот содрогается в последних спазмах рвоты, и я наконец-то могу встать на ноги. Но делаю это только для того, чтобы снова напиться. Снова наполниться алкоголем и свалиться с ног, проживая очередную паскудную ночь.

— Думаю, тебе уже хватит, — зашла мать, выбивая шпилькой по паркету. — Нужно будет сказать горничной, чтобы прибрала тут все, как только ты закончишь.

— Зачем ты пришла? — кинул на неё недовольный взгляд, опуская на стол практически пустую бутылку.

— Увидела, как твоя потаскушка оставляет квартиру, — неспешно прошлась она вдоль рабочей стены. — Ну надо же, какие интересные у вас побрякушки, — провела пальцем по кожаным фиксаторам, сразу же вытирая руку о своё дорогое платье. — А эта девочка была очень даже ничего. Странно, что на этот раз вы закончили настолько быстро.

— Думаешь, она была красивая? — переспросил, пытаясь оживить в памяти, как именно та выглядела.

Всего пара секунд как заказанная шлюха оставила меня в одиночестве, а я уже и не помню ни её лица, ни цвета волос, ни форму сисек. Всё пусто. Просто какая-то смазанная картинка. Обезличенный манекен — и ничего больше.

— Лучше, чем прошлая, — пожала плечами, подходя к полупрозрачным балдахинам. — Всё-таки в тебе куда больше от Лоренов, чем я думала. Вы с Кристофером даже развлекаетесь одинаково.