— Ник! — подскочила на ноги и ухватилась за узел чёрного галстука.

Дрожащие пальцы выбивали по атласной материи испуганную чечётку, пока я снова и снова оказывала ему совершенно ненужное внимание. В этот момент я так сильно боялась взглянуть на Николаса, что то и дело поправляла воротник и теребила белые пуговицы, собирая в кулак постоянно гаснущую уверенность.

Мне не хотелось думать, что Николас на самом деле может винить во всём этом именно меня. Не хотелось чувствовать себя виноватой во всех его лишениях. Потому что прекрасно понимала, что теперь их будет с избытком…

Прайд, как всегда, прав, и эта статья всего лишь первый брошенный в него камень. Одно дело — решать вопросы с конкурентами, но другое — сеять хаос в своей собственной семье. Обвиняться сначала в убийстве, а теперь ещё и похищении с целью завладеть всеми моими активами. И люди не простят ему подобное. Не закроют глаза. И не забудут с очередным громким скандалом.

Пусть эти обвинения всего лишь лживые домыслы! Пусть в них нет и грамма правды! Пусть со временем он и сможет обелить свою репутацию! Пусть они узнают правду! Пусть найдут настоящего виновника всех тех событий! Но след от сегодняшней статьи всё равно останется на нём до самого конца…

Превратится в огромный, багровый рубец, проходящий через всё его лицо. И каждый раз, когда Николас будет появляться на очередной презентации или светском приёме, за его спиной продолжат шушукаться, обсасывая давно прошедший скандал, облизывая его до зудящей боли и незаживающей раны. Потому что такова природа современного общества. Нам нравится упиваться чужой болью. Нравится снова и снова смаковать загубленную репутацию, чувствуя себя выше. Лучше. Достойней…

— Но ведь ты сумеешь это опровергнуть, правда? — нервно облизнула губы и сразу же сглотнула, смотря на идеальный узел его галстука через пелену выступивших слёз.

— А разве может быть иначе, малышка? — взял меня за подбородок, заставляя посмотреть в серые глаза. — Разве я могу проиграть? Тем более сейчас, когда мне снова есть за кого бороться.

* * *

Появление Билла Уолдри застало меня врасплох, но не стало такой уж и неожиданностью. Настырный детектив пришел уже через пару часов после отъезда Ника.

— Доброе утро, мисс Мейер, — усмехнулся мужчина, проходя в гостиную. — Рад так быстро снова с вами увидеться.

Держа руки на поясе, он расхаживал по просторной комнате в своём ужасном коричневом костюме, рассматривая висящие на стенах картины.

— Кажется, вам запретили приближаться ко мне, — остановилась около журнального столика, наблюдая за всеми его телодвижениями.

— Это было до того, как в нашем деле появились новые факты.

— Новые факты? — закипело моё раздражение, нарастая с каждым его высокомерным жестом. — Так вот, значит, как вы начали называть газетные вымыслы?!

— Вымыслы? — усмехнувшись, поднимая бровь, он начал неспешно приближаться ко мне, заставляя напрячься. — Так значит, вы на самом деле не состоите в личных отношениях со своим опекуном, Даяна?

— Я не стану обсуждать с вами подобные вопросы без присутствия моего адвоката.

— Адвоката? Вы серьёзно? — подошел к столу и взял из чаши с фруктами натёртое до блеска яблоко. — Адвокаты нужны тем, кому есть что скрывать, а мы всего лишь беседуем. Делимся информацией и рассматриваем всевозможные варианты развития событий.

— Я знаю только то, что уже сказала, и не собираюсь повторять одно и то же только из-за того, что у вас появилась очередная бредовая идея, не имеющая ни малейших подтверждений, — сложила на груди руки, отходя к дивану. — Так что, если это всё, будьте добры оставить мой дом.

— Ваш дом? Довольно голословное заявление, — откусил он яблоко, пережевывая большой кусок. — Насколько я знаю, этот дом принадлежит супругам Прайд, а уж никак не вам.

— На данный момент Меган и Джеймс живут отдельно.

— А не подскажете ли почему? — снова откусил от яблока, присаживаясь в кресло напротив.

— Не имею ни малейшего понятия, — закинула ногу на ногу, расправляя коралловую юбку. — Так что, если вам на самом деле интересно, обратитесь за подробностями непосредственно к Николасу. А это, — кивнула в его сторону, — натуральная замша, так что, будьте добры, не испачкайте её в яблочный сок.

— Простите, не привык к подобной роскоши, — убрал руку со светлого быльца, продолжая говорить со мной всё в том же надменном тоне. — В любом случае думаю, что вам будут интересно узнать, как именно обстоят дела с расследованием вашего похищения.

— Более чем, — холодно ответила. Очень хотелось, чтобы он как можно быстрее вывалил на меня свою убогую теорию и убрался отсюда!

— Покончив с вашим отцом и забрав вас под свою крышу, Николас Прайд собирался завладеть вашей компанией посредством вашего брака с его сыном. Но когда дошло до дела и вы сообщили, что помолвка расторгнута, а свадьбы так и вовсе не будет, решил убрать сначала вас, а затем и того, к кому должна была перейти ваша компания. Но затем что-то пошло не так, — пожал плечами, впиваясь в меня острым взглядом. — Возможно, вы сумели убедить его в своих чувствах или уговорили сохранить вам жизнь, взяв на себя роль его любовницы. Вот Николасу и пришлось выпутываться из всей этой каши, сочиняя историю с выкупом, о которой никто не знал, и вынужденной поездкой в Париж. Ну, так что, думаете, такое возможно?

— Возможно. Вот только не в данном случае, — закинула ногу на ногу, стараясь взять себя в руки и выдержать его напор.

Сама не понимаю, почему его бредовая теория накрыла меня очередной волной страха. То ли из-за того, что какая-то её часть на самом деле была правдой, до которой он сумел докопаться, то ли настолько правдоподобной, что статья в «The Wall Street Journal» показалась мне куда более опасной, чем ещё пару часом назад. Но зубы уже начали ходить ходуном, выстукивая отвратительный ритм.

— Знаете, мисс Мейер, вот смотрю я на вас и понимаю, что вашему опекуну всё-таки удалось сломать ваш внутренний стержень. Настоящий злодей — он, а вы всего лишь невинная жертва обстоятельств.

От слова «жертва» зубы сцепились до противного скрежета. Казалось, что я начала пережевывать стекло. И от этого противного звука тело содрогнулось, покрываясь мурашками. Я всегда ненавидела это слово и то, какую участь оно в себе несёт.

Омерзительное. Слабое. Ничтожное. Лишающее человека чести и достоинства. С привкусом боли, крови и слёз. И я бы куда скорее проглотила хорошо наточенное лезвие, чем позволила хотя бы одному человеку унизить меня, навязывая роль беспомощной жертвы.

— Я не жертва и никогда не была ею, — холодно отчеканила, говоря с детективом Уолдри, как с самым настоящим идиотом. — И если вы продолжите вешать всех собак на невиновного человека, настоящие подонки останутся на свободе.

— Говорите так, словно знаете куда больше, чем рассказываете, — прищурил он веки, смотря на меня через две тонкие щелки.