— Да уж, пожалуйста, и поскорее, — попросила сына Марта.

Утро выдалось восхитительным. Клайв приехал в Блэкпул очень рано, когда в редакции «Ланкашир пост» было всего несколько сотрудников. Он оставил свою статью о Джо на столе Эдгара Гендерсона и отправился прогуляться вдоль берега.

День еще не вступил в свои права, и с моря налетал свежий, прохладный ветерок. В молочно-голубом небе висел тусклый диск солнца, и поверхность Ирландского моря искрилась расплавленным серебром. Клайв облокотился на перила пирса и несколько раз глубоко, полной грудью, втянул пахнущий солью воздух. В такое утро приятно наслаждаться жизнью!

Он заметил внизу, на пляже, какую-то невзрачную хибарку. Там уже вовсю торговали напитками, чем немедленно воспользовались несколько рыбаков. Клайв спустился вниз и присоединился к ним, попросив чаю, который подали ему в большой, тяжелой кружке и с сахаром, хотя он не заказывал его. Но в результате получилось очень вкусно. Он слушал, как мужчины сравнивают вчерашний улов, обсуждают погоду и состязание рыболовов, которое должно было состояться в воскресенье во Флитвуде. О войне никто не сказал ни слова, за что Клайв был вдвойне благодарен своим случайным сотрапезникам.

Он не торопясь вернулся в редакцию «Ланкашир пост» и обнаружил, что жизнь там уже кипит, как в муравейнике. Эдгар Гендерсон считался прогрессивным и дальновидным человеком, так что добрую половину сотрудников газеты составляли женщины. Одна из них даже работала репортером в службе новостей, хотя в ее обязанности входило освещение лишь сугубо женских тем и вопросов. Клайв подумал о мисс Кейт Келлауэй и не смог сдержать насмешливой улыбки.

Мистер Гендерсон был у себя в кабинете. Он читал статью о Джо и попыхивал ужасно вонючей трубкой. Невысокий и кругленький, с преждевременно поседевшей шевелюрой, он выглядел лет на шестьдесят или около того. Завидев Клайва, мистер Гендерсон жестом предложил ему устраиваться на стуле, но не проронил ни слова. Пять минут спустя редактор оттолкнулся от стола, откинулся на спинку стула и взглянул на Клайва поверх очков в проволочной оправе.

— Хорошо, — сказал мистер Гендерсон. — Не просто хорошо, а отлично. Статья великолепна, она задевает за живое, отчего так и хочется выйти наружу и закричать: «Куда катится этот проклятый мир?» Но я не стану ее печатать, Клайв.

Молодой человек в изумлении уставился на редактора.

— Но почему, если она так хороша, как вы говорите?

— Потому что ты написал в ней правду, а наши читатели не хотят знать ее. Как по-твоему, сколько мальчишек из Ланкашира сейчас сражаются на этой проклятой войне? Тысячи! А сотни уже наверняка погибли или ранены. Неужели ты думаешь, что наши читатели действительно хотят знать о том, что их сыновья, мужья или братья погибли напрасно, что ими пожертвовали ради гнусной лжи? — Редактор покачал головой. — Сомневаюсь. Вот ты, например, Клайв, стал бы читать об этом, если бы твой брат воевал сейчас во Франции? О себе точно могу сказать, что я бы не стал.

— Если бы Гая убили, я бы захотел узнать правду. Я хотел бы узнать, за что он погиб! — с жаром воскликнул Клайв.

— Тогда должен заметить, что ты — исключение.

— По-моему, вы недооцениваете людей. — Подумать только, а он еще считал этого человека дальновидным и прогрессивно мыслящим! Клайв забрал со стола свою статью. — Если не возражаете, сэр, я, пожалуй, пойду.

— Я думал, ты пообедаешь со мной, раз уж оказался здесь.

— Нет, спасибо. — Клайву хотелось побыть одному.

— Я расстроил тебя, Клайв? — Похоже, мысль об этом изрядно позабавила Эдгара. Он, конечно, мог считать войну чудовищным преступлением, но это не мешало ему спокойно спать по ночам.

— Нет, сэр, — солгал молодой человек.

Он попрощался и поехал обратно в Ливерпуль, мрачный, погруженный в невеселые мысли. И замечательная погода ничуть не улучшила его настроения, скорее напротив. Он думал о том, каким чудесным местом мог бы стать мир, если бы страны прекратили выискивать малейшие поводы для войн друг с другом.

Но когда Клайв вернулся к себе в офис, Герберт напомнил, что через полчаса ему следует быть в ратуше, где он должен взять интервью у члена городского совета Седрика Кершоу-Джонса по поводу возражений последнего против строительства кинотеатра в районе Вултон.

Клайв заявил, что помнит об этом, хотя на самом деле благополучно забыл об интервью. Просто он считал Герберта заносчивым и нахальным мальчишкой и не хотел, чтобы тот думал, будто его босс чуть было не подвел солидную газету. В душе Клайв еще раз порадовался тому, что не остался на обед в Блэкпуле с Эдгаром Гендерсоном.

Репортер не был знаком с членом городского совета Седриком Кершоу-Джонсом, но то, что тот говорил, не нравилось молодому человеку. По его глубокому убеждению, любой город в стране только выиграл бы оттого, если бы на каждом углу стояли кинотеатры, а не пивные бары.

Кроме того, сегодня после обеда Клайву предстояло побывать на торжествах по случаю столетнего юбилея одной дамы из Омскирка, у которой насчитывалось более ста пятидесяти ныне живущих потомков. На обе встречи он собирался взять с собой фотоаппарат.

Член городского совета Седрик Кершоу-Джонс оказался редким занудой, как, впрочем, и ожидал Клайв, зато столетняя леди привела его в полный восторг, особенно когда поделилась пикантными воспоминаниями о том, на какие выходки отваживалась в молодости. Она появилась на свет в годы правления короля Георга IV, а назвали ее в честь супруги принца-регента Кэролайн. Леди надела платье из черного шелка и шляпку из белой органди с огромным бантом, завязанным под морщинистым подбородком. Вот уже более пятидесяти лет, как она овдовела. Ее обручальное колечко походило на тоненькую золотую проволоку.

На ее день рождения пожаловала большая часть тех самых ста пятидесяти отпрысков, хотя в небольшой домик с каменными полами и сводчатыми окнами смогли вместиться лишь немногие. Часть гостей разместилась в саду, другая часть отправилась в «Мухомор», местное питейное заведение.

Клайв намеревался задержаться здесь ровно настолько, чтобы успеть побеседовать с Кэролайн, сфотографировать ее и вернуться к себе в офис, но обнаружил, что ему трудно расстаться с фермерами. Это были настоящие сыновья земли. Они говорили с резким ланкаширским акцентом и отзывались о земле так, словно она — живое существо, способное испытывать перепады настроения. Земля грустит, уверяли они, если ей не хватает дождей или достается слишком много солнца.

— Ей не нравится, когда она становится сухой, как пыль, — заметил кто-то из них.

Их жены, вне зависимости от возраста, являли собой распространенный тип полных жизнерадостных матрон с розовыми щеками. Они обсуждали урожай яблок в нынешнем году — похоже, он будет небогатым. А вот клубники уродилось много, но не хватало рабочих рук, чтобы собрать ее, поскольку очень многих мужчин призвали в армию. Оставалось надеяться, что женщины не позволят погибнуть урожаю.

Война была одной из самых популярных тем. Женщины говорили о ней с горечью. Такое впечатление, что у всех были знакомые, потерявшие одного или нескольких родственников. Клайву запомнилась женщина, одетая чуточку лучше других, которая рискнула высказаться откровенно.