Они должны были сесть на поезд на Скотланд-роуд и доехать на нем до «Ротонды», где их ждали Джойс и Эдвард. Весь день Марта пребывала в таком волнении, что у нее не было ни минутки, чтобы подумать об Эдварде, хотя он был первым поклонником ее дочери, с которым семье было дозволено познакомиться. Значит ли это, что у Джойс с Эдвардом серьезные отношения? Марта решила, что скоро она все узнает.

Театр, с темно-красными стенами и лепниной, украшенной золотом, произвел на Марту неизгладимое впечатление. Интересно, подумала она, сколько же стоят эти шторы из ярко-алого бархата, отделанные по краям невероятно аккуратными складками кремового атласа? Она содрогнулась, представив себе, каково это — прострачивать их на швейной машинке!

У семьи Росси были самые лучшие места, пояснила Джойс, третий ряд в партере. Дядя Эдварда был другом управляющего, поэтому билеты достались ему со скидкой.

— Все это благодаря Джо, — сказала Джойс. — Все любят наших солдат, об этом даже песни пишут.

Эдвард оказался довольно милым молодым человеком, но каким-то невзрачным. Марта решила, что относится к нему предвзято, полагая, что он чуточку слишком мил и вежлив. Действительно, если бы было по-другому, она бы сочла его грубияном. Может, он просто не мог преодолеть застенчивость. К тому же он был далеко не так красив, как Франк и Джо, или Джорджи, который обещал стать очень привлекательным, когда вырастет. Тем не менее Джойс сама выбрала этого молодого человека. Да и он ухаживал отнюдь не за Мартой.

Они едва успели сесть на свои места, как в зале погас свет, поднялся занавес и на сцену кувырком выкатились два молодых человека. Они совершали столь невероятные кульбиты и прыжки, что иногда их тела буквально сплетались воедино. К ним присоединилась пара мужчин, а затем еще одна, пока наконец на сцене не осталось свободного места. Тогда они перестали кувыркаться и начали забираться друг другу на плечи, выстроив башню, которая стала угрожающе раскачиваться. Марта взвизгнула и спряталась за спинку переднего сиденья, боясь, что акробаты упадут прямо на нее. Она потянула за собой и Джорджи, но тот вырвался у нее из рук.

— Мам, они всего лишь притворяются, — произнес он шепотом, но так громко, что его наверняка расслышали в самом дальнем уголке зрительного зала.

Марта села. Откуда он знает? Люди, сидевшие позади нее, смеялись, и она страшно смутилась и растерялась.

Следующим выступал мужчина с танцующей собачкой. Марте стало ужасно жаль ее. Бедное животное так старалось угодить своему дрессировщику, что Марта готова была биться об заклад — он бьет ее и вообще жестоко обращается с нею. Когда их выступление закончилось, Марта решительно отказалась хлопать в ладоши, сцепив пальцы и сложив руки на коленях. Потом, правда, она пожалела и понадеялась, что мужчина не заметил ее поведения, иначе он может выместить зло на бедной собачке.

Затем на сцену вышла женщина, которой, как показалось Марте, исполнилось уже лет восемьдесят, не меньше. Она спела несколько ужасных песен отвратительным голосом. Джорджи, державший в руках театральную программку, заявил, что это оперные арии. Марта решила, что ни за что не пойдет слушать оперу.

Конечно, она никогда не признается в этом Джойс, но театр ей не понравился. Здесь было чересчур шумно, да и сидели они слишком близко к сцене, так что ей казалось, будто семейство Росси тоже участвует в представлении. Марта предпочла бы оказаться где-нибудь сзади, спрятаться на балконе, например.

К зрителям вышел мужчина со скрипкой и стал петь и танцевать одновременно. Марта была уверена, что он улыбается только ей. Его сменил фокусник в высоком цилиндре и черном плаще с красным подбоем. А вот ему обмануть ее не удалось, когда он сделал вид, будто распиливает пополам свою симпатичную маленькую ассистентку. Тем не менее, хотя Марта и понимала, что все это понарошку, подсознательно она все время ждала, что из деревянного ящика, в который он засунул бедную девочку, вот-вот брызнет кровь. В общем, понарошку или нет, но смотреть на этот номер ей было неприятно.

Продолжение представления после антракта отнюдь не улучшило ее настроения. Исключением стал лишь грациозный и изящный танец, который исполнили мужчина и женщина в вечерних туалетах. Он вызвал у Марты воспоминания о тех временах, когда у них с Карло еще не было детей и они частенько ходили на танцы в клуб «Рэйнбоу румз» на Скотланд-роуд. Марта взглянула на мужа, сидевшего через несколько кресел от нее, и увидела, что в глазах у него стоят слезы.

Последний номер, в котором выступала затянутая в корсет женщина в изумрудно-зеленом платье и с ярко-рыжими волосами до пояса, конферансье предварил словами:

— А теперь, дамы и господа, гвоздь программы, ярчайшая звезда на нашем небосклоне, единственная и неповторимая Моди МакКри!

Должно быть, женщина пользовалась бешеной популярностью, потому что зрители засвистели и захлопали в ладоши, когда она прошлась по сцене, посылая в зал воздушные поцелуи.

— Дорогие мои, — произнесла она на удивление хриплым голосом, — как же я рада видеть вас.

— Это мы рады видеть тебя, Моди! — выкрикнул в ответ какой-то мужчина.

Моди ответила ему водопадом воздушных поцелуев, а потом замерла, воздев одну руку над собой, а вторую простирая к аудитории, и запела:

Если бы ты был единственным парнем

на всем белом свете…

Зрители тут же подхватили припев, включая Джойс и Эдварда, которые, очевидно, знали слова.

Затем женщина спела «В старой таверне» и «Долог путь до Типперери».

Марте пришлось признать, что Моди и впрямь была звездой. Она сумела увлечь и покорить аудиторию, заставляя ее сопереживать каждому звуку и ноте. И когда она подняла руку, призывая зал к молчанию, зрители затаили дыхание, слушая ее.

— Дамы и господа, сегодня вечером к нам пожаловал особый гость, молодой человек, который вскоре присоединится к нашим храбрым солдатам, сражающимся за нас с вами во Франции. Итак, встречаете… — последовала долгая пауза, — Джо Росси! Прошу любить и жаловать!

И тут лучи прожекторов устремились на Джо. Люди, сидевшие сзади, заставили его подняться, а он лишь растерянно и застенчиво моргал, ослепленный светом рампы, словно боялся, что сцена сейчас разверзнется у него под ногами и поглотит его.

— Джо отправляется во Францию!.. — прокричала Моди МакКри. — Когда ты отправляешься, Джо?

— Послезавтра, — ответил Джо. — В воскресенье.

— В воскресенье. Что ж, мы не хотим потерять тебя, Джо, — запела она, — но мы думаем, что тебе пора в путь. — Песня была известной и популярной; Марта уже слышала ее раньше.

Джо, ее Джо попросили подняться на сцену, пока Моди пела «Парням в хаки достаются лучшие девчонки».

— Леди и джентльмены, — сказала она, закончив петь. Джо стоял рядом с нею. — В фойе нашего театра сидит сержант-вербовщик. Если здесь есть еще молодые люди, такие же, как этот замечательный парень рядом со мной, то сержант запишет ваши имена, и не успеете вы и глазом моргнуть, как отправитесь во Францию сражаться за свою страну. — Обняв Джо за плечи, Моди запела «Пусть не погаснет домашний очаг», и зрители подхватили слова песни, все, не считая Марты, которой не понравилось, что на войну заманивают других мальчишек, используя ее сына. Моди не упомянула о том, что Джо всего четырнадцать лет, и Марта хотела крикнуть об этом, но поняла, что лишь поставит свою семью в неловкое положение, и Джо — в первую очередь.