Лейтенант Трофимов слушал меня внимательно, не перебивая и постоянно что-то фиксируя в планшете. Я выложил ему все, как на духу. Мне кажется, у него еще ни разу не было такого рассказчика, как я. Он смотрел на меня то недоуменно, то с сомнением, а то и с плохо скрываемым страхом. А когда я наконец выдохся, подсунул мне свой планшет с явным облегчением.

– Прочтите и распишитесь, – сказал он.

Я даже читать не стал. Какой, собственно, в том смысл? Все равно уже назад ничего не воротишь.

Я приложил палец к сенсору и отвернулся к окну.

Лейтенант поднялся со стула, сунул планшет под мышку и, довольно сухо попрощавшись со мной, вышел. Я ему не ответил.

Дверь за ним закрылась.

Наступила гнетущая тишина.

Я посидел так некоторое время на краешке кровати, а потом лег и растянулся во весь рост, подложив правую руку под голову, и закрыл глаза. Вот мое новое жилище, и нужно было начинать привыкать к новой жизни, не строя бесполезных надежд. Больше всего мне сейчас хотелось, чтобы меня оставили в покое, наедине с собой.

Но я ошибся.

Не прошло и часа (приблизительно, разумеется, – часов у меня не было) как в двери вновь повернулся ключ, и в комнату вошел какой-то полулысый со сверкающей плешью, полноватый тип с повадками гиены и в больших круглых очках, через которые он долго изучал меня огромными серыми глазами. На типе был надет белый халат…

Так я попал в сумасшедший дом – самое тихое и спокойное место на земле, если бы, конечно, не Лунтики всякие с Человеками-пауками и подобными им. И еще кое-что, но об этом – тс-с-с!..

Часть 2

Глава 1

Помните: «Нет повести печальнее на свете…»? Может, и не помните или вообще не читали, но это не имеет ровным счетом никакого значения. Важно то, что печальных повестей в жизни каждого человека хоть отбавляй, и у каждого, разумеется, обязательно самая трагическая. К примеру, у маленького ребенка – «чем повесть об отобранной конфете». У голодного взрослого – «о не съеденном обеде». Или вот еще, у нас в больнице особо актуально: «о закрытом туалете» – бежал, держался изо всех сил и… В общем, вы поняли, о чем я. Туалет всего один, а желающих – хоть отбавляй. Будто специально ждут, когда зайдет кто. Впрочем, чего с идиотов возьмешь. Психи – они поумней будут, у них стадный эффект отсутствует.

А что до печалей, то, в принципе, их у меня никаких особо и нет. Только бы не выпустили обратно в сумасшедший мир нормальных людей. Но маловероятно: социальная дезадаптация – это вам не игрушки, да еще вкупе с маниакально-депрессивным психозом или биполярным расстройством – как кому больше нравится. Главное – правильную линию поведения выбрать, соответствующую образу. Мне, похоже, удалось. Так что скорый выход на свободу мне не грозил, за что отдельное спасибо нашей психиатрии. Я просто млел от покоя – что идиоты в сравнении с искусственным интеллектом! Последний гораздо опаснее, и нет ничего разрушительнее для человека, чем этот самый искусственный интеллект, потому как своего уже вовсе не надо, а тот, без сомнения, знает все лучше человека – ему виднее, что да как.

В общем, жизнь моя скользила словно по маслу, и почему я вдруг, ни с того ни с сего о печальных повестях заговорил, спросите вы. А потому что неприятности на меня нежданно-негаданно свалились, будто снег на голову!

Лежу я в один прекрасный день на кровати, книжку читаю. Настоящую, бумажную – не электронную. И не диктует она противным голосом, от которого в сон клонит. У нас в больнице целая библиотека, представляете? Я давным-давно столько книг бумажных разом не видел. Непопулярно это. Да и читают сейчас мало, разве что объявления о распродаже и всякую познавательно-информационную чушь, что бегущей строкой по телевизору передают. Но я отвлекся. Лежу себе, читаю, страницы послюнявленным пальцем перелистываю, ощущая приятную на ощупь шероховатость бумаги. А запах? Книжный запах просто непередаваем! И вдруг распахивается дверь в нашу палату, и на пороге возникает Сергей Борисыч. Это наш зав, если кто не в курсе. Грузный такой зав, представительный, все в галстуке и пиджаке ходит, поверх которого неизменно халат снежно-белый надевает и на пузе объемном тремя пальцами стягивает. Душевный мужик – уважаю. И вот входит он и сразу с порога в бой:

– Васильев!

– Я! – вскакиваю я с постели и вытягиваюсь в струнку.

– Вольно, Васильев, – добродушно усмехается заведующий. Нравится ему, знаю, когда на него так бурно и радостно реагируют.

Я застываю в расслабленной позе, заложив страницу пальцем.

– Все читаешь?

– Читаю.

– Что читаешь-то?

– Да вот, – продемонстрировал ему обложку книги, – Айзек Азимов, «Я, робот».

– Робот? – настораживается тот.

– Ну да. Не читали? Молодец Азимов! Шикарно по тупым железякам проехался, – потрясаю я книгой.

– Знаете, Васильев, – Сергей Борисыч пристально вглядывается в мое лицо, – мне иногда кажется, что вы несколько переигрываете.

– Ну что вы, – отмахиваюсь я. – Какие тут игры. Вы мне только дайте эту железку. Ух, я ей! – И делаю просто зверское лицо.

Заведующий удрученно качает головой.

– Ну ладно, – говорит. – Я чего зашел-то: новые процедуры у вас с сегодняшнего дня.

– Какие еще процедуры? – настораживаюсь я.

– Адаптационные. Правда, не помню, когда я их вам назначал, но если в вашей карте числятся…

– Может, пошутил кто глупо? – спрашиваю, а у самого уже поджилки трясутся: раз адаптационные, значит, дело к выписке идет, а мне этого вовсе не надо.

– Да нет, моя подпись, – неловко пожимает плечами Сергей Борисыч, будто извиняется. – Так что готовьтесь.

– А может, не надо?

– Надо, Васильев, надо! – с нажимом говорит заведующий, отчего уверенности в себе у меня еще убывает. Что-то меня ждет. И судя по таинственному тону зава, ничего хорошего.

Сергей Борисыч уходит, а я, на автомате переступив через Лунтика, заваливаюсь на кровать и раскрываю книгу. Глаза бегают по строчкам, а голова о другом думает. Нет, не могу читать. Откладываю книгу в сторонку и гляжу в потолок, по которому бегает жирная, сытая муха. Вот счастливое насекомое: поест, умоется, поспит и ничто его не волнует сверх того. А меня вот терзают жуткие волнения, от которых я незаметно для себя засыпаю, но не успеваю провалиться в сон по-настоящему, как меня одергивает голос медсестры Ниночки:

– Васильев.

– Я! – зачем-то вскакиваю с кровати, наступив все-таки на Лунтика и едва не кувыркнувшись через него. – А, чтоб тебя,