Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карвиль открыл было рот, но Легерн не дал ему заговорить.
Жестом фокусника он достал из толстой красной папки фотокопию счета, и не откуда-нибудь, а из дорогого ювелирного магазина «Филипп Турнер» на Вандомской площади.
Судья Вебер изучил счет. Он был выписан за золотой браслет, на котором было выгравировано имя «Лиза-Роза» и указана дата: «27 сентября 1980». На счете стояло число — 2 октября 1980 года. Неделю спустя после рождения Лизы-Розы.
Счет не доказывал ничего, ровным счетом ничего, но Карвилям впервые за весь процесс пришлось оказаться в оборонительной позиции, а никаких контраргументов у них заранее припасено не было.
— Месье де Карвиль, — продолжал Легерн. — Скажите, обычно Лиза-Роза носила на ручке этот браслет?
— Откуда мне знать? Я послал его сыну в Турцию сразу после рождения Лизы-Розы. Но, думаю, они надевали его девочке лишь изредка, по каким-нибудь особенным случаям. Это было дорогое украшение.
— Вы думаете? Или знаете наверняка?
— Я предполагаю.
— Благодарю вас.
Мэтр Легерн извлек из красной папки еще одну фотокопию — открытки, на которой стоял почтовый штемпель турецкого города Джейхана.
— Месье де Карвиль, вы действительно получили от вашего сына эту открытку через месяц после рождения Лизы-Розы?
— Где вы ее откопали? — рявкнул Карвиль.
— Вы получили эту открытку? — невозмутимо повторил адвокат.
Карвиль признался, что, да, получил. У него не было выбора. Дуб скрипел и шатался под порывами ветра.
— «Дорогой папа», — начал читать Легерн. — Я пропускаю детали, но вот пассаж, который способен нас заинтересовать. «Спасибо за браслет. Невероятно красивый. Должно быть, обошелся вам в кучу денег. Лиза-Роза теперь постоянно носит его на ручке. Сразу видно, что она — француженка».
Легерн замолчал. Молчал и потрясенный зал.
Мне не удалось выяснить, кто продал Карвилей. Подозреваю, что какой-нибудь мелкий служащий. Легерну эта открытка, наверное, стоила состояния. Она и правда была на вес золота. Хотя все в мире относительно. Если сравнить цену открытки со стоимостью четырехэтажного особняка на улице Сент-Оноре…
— Это ничего не доказывает! — возмутился адвокат Карвилей. — Это просто нелепо! Браслет мог быть убран в багаж. Его могло сорвать с руки ребенка во время падения…
Легерн ликовал:
— Был ли обнаружен браслет — или другое похожее украшение — на участке леса вокруг упавшего аэробуса? Насколько мне известно, полицейские обыскали там каждый квадратный сантиметр территории…
В зале заседаний повисла тишина. Молчал и комиссар Вателье. Он сидел, сунув руки в карманы кожаной куртки, подавленный тем, что молодой честолюбец в черной судейской мантии сделал за него его работу.
— Разумеется, нет. Не так ли, комиссар? Обнаружены ли на ручке ребенка какие-либо следы оторвавшегося браслета? Хотя бы крохотная царапинка или покраснение?
Он сделал хорошо рассчитанную паузу.
— Разумеется, нет. Врачи внимательнейшим образом осмотрели девочку и ничего подобного не заметили. Идем дальше. Обнаружена ли на запястье девочки полоска более светлой, незагорелой кожи, какая остается у каждого, кто постоянно носит на руке браслет?
Время в зале суда, казалось, остановилось.
— Разумеется, нет. Благодарю вас, у меня все.
Мэтр Легерн вернулся на свое место. Адвокаты Карвиля попытались опротестовать заявление Легерна, обвиняя последнего в театральности. «Браслет или его отсутствие не может являться доказательством», — настаивали они. Легерн пропустил упреки мимо ушей. Он знал: чем активнее они защищаются, тем больший вес приобретает его версия.
Если именной браслет был таким пустяком, почему Карвиль не сообщил о его существовании органам правосудия?
По прошествии времени можно сказать, что вся эта история с браслетом имела не больше значения, чем все остальное. Некоторое сомнение в умах она могла бы посеять, но не более того. Однако на той конкретной стадии процесса браслет превратился в вещественное доказательство, свидетельствующее против Карвилей. Он стал тем самым новым элементом в деле, которого все с нетерпением ждали с начала расследования. Даже притянутый за уши, даже легковесный, этот новый элемент оказался в состоянии изменить баланс сил и перевесить чашу весов…
Судья Вебер уставился на Леонса де Карвиля долгим пристальным взглядом. Бизнесмен солгал. Это была ложь умолчанием, но все-таки ложь. Ложь, разоблаченная противной стороной. Одного этого могло хватить, чтобы решить дело не в его пользу. Тем более что больше ухватиться было просто не за что.
В сомнении воздерживайся…
Возвращаясь к браслету Карвилей, добавлю, что я потратил на его поиски долгие годы. Подумать только, сколько сил и энергии ушло у меня на изучение этого следа… И ведь я до него чуть было не добрался! Если бы да кабы… Впрочем, простите меня, я снова забегаю вперед…
Судья Вебер вынес решение несколько часов спустя. Девочку, спасшуюся при крушении самолета в Мон-Террибль, зовут Эмили Витраль. Официальными опекунами ребенка, равно как и опекунами Марка Витраля, назначаются Пьер и Николь Витраль, дед и бабка означенных детей.
Лиза-Роза де Карвиль умерла, вместе со своими родителями заживо сгорев в пожаре, вызванном крушением аэробуса 5403, совершавшего рейс «Стамбул — Париж».
Адвокаты Карвиля собирались подавать апелляцию, задействовать любые доступные механизмы влияния. Леонс де Карвиль не позволил им этого сделать. Пораженный молнией дуб из сценического образа превратился в реальность.
На протяжении следующего года он с интервалом в пару месяцев перенес два сердечных приступа, навсегда приковавших его к инвалидному креслу в состоянии овоща. Логично.
2 октября 1998 г., 10.52.
— Спрячь труп Гран-Дюка!
Голос Матильды де Карвиль из телефонной трубки звучал безапелляционно.
— Послушай, ба… — Мальвина де Карвиль все же попыталась протестовать.
— Спрячь труп Гран-Дюка, я тебе сказала! Куда угодно. В стенной шкаф, под кровать. Нам надо выиграть время. К нему может кто-нибудь прийти. Соседка, домработница, любовница… Они вызовут полицию. Идиотка, ты оставила свои отпечатки по всему дому! Немедленно все там вытри, слышишь?
Мальвина закусила губу. «Бабка права, она действовала как последняя дура». Мальвина ходила по гостиной туда-сюда, между трупом Кредюля Гран-Дюка и виварием с издыхающими насекомыми. Хорошо, она все сделает, но ей надо поторапливаться.
Он вот-вот сюда нагрянет.
— Ба, тут вот еще что…
На том конце провода Матильда де Карвиль на секунду остановилась. В одной руке она держала телефонную трубку, а другой подстригала длинный ряд розовых кустов. По тону внучки она мгновенно поняла, что речь идет о чем-то серьезном.