– А! – Художница выбрала ироничный тон. – Вы из тех, кто считает, что в женщине всегда должна быть какая-то загадка.

– Нет. – Майк почти вернулся в давешнее хорошее расположение духа. – Я считаю, что в каждой женщине их больше чем достаточно.

– Достойно, – решила Любава.

Теперь на ее лице было искренне благодушное выражение.

– И зачем было это устраивать? – Майк сам не понял, почему решил так откровенно спросить о ее выходке.

– Мне скучно, – призналась художница. – И… будем честными, было интересно вас проверить.

– И каков результат? – Детектив поймал себя на мысли, что ему хотелось бы получить ее одобрение.

– Нормальный. – Любава говорила спокойно, будто они давние друзья. – И я сделала несколько выводов. Первый – вы достаточно свободный человек. В суждениях, в делах. Вам нравится быть собой, и у вас достаточно сил, чтобы таковым оставаться. Это заслуживает уважения. И… – Она улыбнулась. – Вы влюблены, – закончила женщина. – Не в меня. Что в принципе ничуть не обижает.

– Во втором случае вы однозначно правы, – признал Майк. – Надеюсь, в первом тоже. Но… мы можем и дальше в столь же спокойном и откровенном ключе поговорить об убийствах в вашем доме?

– Конечно. – Она стала серьезной, но не занервничала. – Только… Можно две просьбы?

– Просьбы можно, – осторожно согласился шеф агентства. – Но их исполнение, как говорит мой коллега, это уже другая статья.

– Все не так уж и оригинально, – улыбнулась Любава. – Первая просьба: давай перейдем на «ты».

– Без проблем, – быстро и даже с облегчением кивнул Майк.

– Ну да. – Она обрадовалась и доверчиво наклонилась вперед. – Знаешь, а мы ведь заочно знакомы с тобой. Твой отец часто гостил у нас: и в городском доме, и здесь. Мне нравилось, как он рассказывал о тебе и твоем брате. И Элен мне тоже очень нравится.

– Она не может не нравиться, – искренне заметил детектив. – Будем считать, что поводов для перехода на «ты» у нас предостаточно. Что ты еще хотела?

– Чтобы ты стал моей моделью. – И Любава тут же, будто спохватившись, добавила: – Без раздеваний. Просто сядь, как тебе удобно, и, пока мы будем говорить, я сделаю наброски.

– Хорошо. – Майк устроился на кушетке, вытянул ноги, закинул руку на спинку. – Двигаться, говорить и дышать, как я понял, разрешается.

Она коротко рассмеялась, уже взявшись за карандаш и достав планшет.

– Что ты хотел узнать?

– Как давно ты здесь? – начал Майк издалека. – В имении. Приехала две недели назад, по требованию отца?

– Нет. – Любава начала выводить первые линии на листе. Ее голос звучал монотонно. – Я живу тут с мая. Это мой обычный график: зима в городе, лето здесь. Тут такие краски… и настроение. Тут свободно.

– Свободно? – Пусть это не касалось дела, но детектив заинтересовался. – В имении? В твоей семье?

– Как раз нет. – Художница на миг оторвала взгляд от рисунка и послала ему веселую улыбку. – Именно здесь. Это мой настоящий дом. Мой мир. Тут редко кто-то из родственников бывает. Я могу неделями не появляться в большом доме. Влад позаботится обо мне.

– Меня несколько удивляет, как вы все доверяете своему дворецкому. – Майк осторожно возвращал разговор к основной теме.

– Естественно. – Женщина пожала плечами. – Влад может все. Да, за отдельную плату. Но… он, как ты, свободен. И потому интересен. А еще…

Она оторвалась от работы, посмотрела на своего гостя значительно и серьезно.

– С ним можно говорить, – по ее тону было понятно, что имеется в виду не банальный треп. – По-настоящему. И… Да, иногда я с ним сплю, когда он сам не против. Это не услуга с его стороны, а просто логическое завершение наших с ним разговоров. С ним не одиноко.

– Я думаю, так и должно быть. – Майк не кривил душой. Для него секс тоже был частью общения, актом не только любви, но и доверия. – Значит, ты каждое лето работаешь здесь?

– Последние три года, как не стало Зои, – уточнила Любава.

– Ты ее боялась? – Майк радовался, что с этой женщиной не нужно выбирать слова, можно говорить открыто и откровенно.

Она удивленно подняла брови.

– Зою? – переспросила художница. – Конечно, нет. Ее-то чего бояться? Я понимаю, она была больна. Мы все это усвоили еще с детства. Знаю, что у нее случались, и довольно часто, взрывы агрессии. Но при ней всегда была сиделка-санитарка. За Зоей присматривали. А так… Дело не в этом. Зоя чувствовала себя пятилетним ребенком и вела себя соответственно. У нее был постоянный недостаток внимания, она не признавала чужого личного пространства, была навязчива и слишком много говорила. Она просто не давала покоя. Это утомляло и отвлекало от работы, потому я старалась бывать здесь пореже. Хотя вообще-то люблю этот дом.

– А когда ты была маленькой? – все же уточнил детектив. – Ты сказала, что вы знали о болезни Зои с детства. Тогда ты тоже ее не боялась?

– Тогда я вообще очень редко ее видела, – было понятно, что эта тема Любаве совсем не интересна. – Она чаще бывала в клинике, чем дома. Ну и нам строго объяснили, что лучше к ней не подходить, пока маленькие. Как и всем детям в семье объясняли по мере их появления и достижения того возраста, когда они вообще способны что-то понимать.

– И это срабатывало? – Майк в послушание не верил. – Реально к ней не подходили?

– Мы, старшие, нет, – покладисто поясняла художница, занятая работой. – Правда, не до нее было. А младшие… как же! Часто сбегали к ней в комнаты. Сонька, Никита, Димка, даже Стас с Гришей. Ну, Дашку это все не интересовало, а остальные, конечно, ходили. И в куклы ее играли, и чай с ней пили. Зоя очень любила чаепития. Иногда я думаю, что она воспринимала детей как новые игрушки. Особенно хорошо они ладили с Димкой. Он даже чинил ее кукол, когда был подростком. Может, тогда уже собирался стать стилистом и тренировался на игрушках.

В ее словах сквозила неприкрытая ирония.

– Понятно, – интересных деталей для шефа агентства в этом рассказе было много. – Ты сказала, что Зою бояться не стоило. А кого тогда?

Любава оторвалась от рисунка, нахмурилась и подавила тяжелый вздох.

– Скрывать не имеет смысла, – обреченно сказала женщина. – Я до жути боялась Машку, когда была маленькой, и ей это нравилось. Она прилагала массу усилий, чтобы мой страх продлился как можно дольше. Помню, как я сжимаюсь в комок, закрываю голову руками, плачу, а брат обнимает меня, прикрывая собой от очередных побоев.

– Даже так?! – Майку, как нормальному здоровому человеку, картина совсем не понравилась. – Она вас била и запугивала?

– Как сейчас принято говорить умным языком, – с горьким сарказмом выдала Любава. – Машка имела садистские наклонности. Считала, что она единственный достойный внимания отца ребенок в семье. Первенец. А мы… Ну, это я хорошо запомнила: «мерзкие выродки», «грязное отродье» и прочее-прочее. Я ходила в синяках от ее щипков, в грязной, часто порванной одежде. Однажды она попыталась обрить меня налысо. Снова спас Любомир, как и всегда. Без него я бы не выжила.