– Ну вот, опять! Ты крутишь одну и ту же пластинку, а объяснить ничего не хочешь!

– И не буду! Сейчас мне нужно только направить всю энергию, выпирающую из меня, на что-то ещё более классное!

На этих словах Аня вскочила с кровати и уставилась на меня своими стеклянными глазами. После нескольких глубоких вдохов она с места запрыгнула на меня. Раздался треск – софа упала, и мы вместе с ней.

После минутной паузы:

– Такого провала в моей жизни ещё не было, – сказал я.

– Провала? Мне казалось, ты давно на дне, как и я.

На этих словах Аня поцеловала меня. Как же сильно мне это требовалось! Видимо, как и ей.

Мои пальцы касались её кожи и обжигались – она вся горела. Всё пространство вокруг неё пылало.

– Не останавливайся, Марк.

– Но ты вся горишь!

– И что? Разве ты нет?

– Ты не поняла: у тебя температура!

– Пошёл ты! Я стараюсь подарить нам наилучший день, а ты всё обламываешь! Кайфолом чёртов!

Она слезла с меня и направилась к кофейному столику за дозаправкой.

– Может, хватит?

– Не твоё дело! – Она рассыпала дорожку по поверхности.

– Вообще-то, моё – мне нужно тебя целой и невредимой доставить к твоему деду.

– Ты же сказал, что отпускаешь меня.

Она втянула в себя приготовленную дорожку.

Аня повисла над столом, запрокинув голову.

Ничего не происходило. Всё как будто замерло.

Одна минута. Две минуты.

Аня упала в обратную сторону от столика.

– Аня!

Я бросился к ней. Она потеряла сознание. На мои попытки её привести в чувства никак не реагировала. Что делать? Подобного с моим братом не случалось. Я проверил пульс – его не было.

Нужно было сделать искусственное дыхание. Как именно, я не представлял, но должен был справиться. Обязан. Я не раз это видел со стороны. Руки крест-накрест на грудь и тридцать нажатий.

– Давай, Аня, приди в себя!

Вдох «в рот в рот». Не получалось, но сдаваться было нельзя. Повтор. Снова нажатия…

Аня закашляла.

– Слава богу! – Я обнял её. – Слава богу, ты жива!

– Что ты наделал… зачем? – сквозь кашель спросила она.

Я удивлённо смотрел на неё.

– А что я должен был делать? Бросить тебя помирать? Это неправильно.

– Правильно. Я весь вечер пыталась откинуться, а ты, сволочь, спас меня!

– Что ты несёшь? Ты мне весь вечер твердила про жизнь!

В меня полетел кусок от сломанной софы, а после – несколько пощёчин.

– Уходи! Оставь меня!

– Да как я тебя оставлю теперь?

Она пыталась вытолкнуть меня из квартиры, но сил не хватало. После нескольких неудачных попыток со слезами опустилась на пол.

– Оставь меня. Пожалуйста.

– Ты обещаешь, что ничего больше не учудишь?

– Обещаю.

Не могу объяснить почему, но мне этого было достаточно. Я поверил ей и вышел из квартиры. Вышел в никуда, ведь куда идти, я не знал, как и не знал, что творится с моей жизнью, а она отказывалась меняться, только глубже затягивая меня в череду неприятностей, из которых я не представлял, как буду выбираться.

Мои размышления привели меня обратно к набережной. Я думал плюнуть на всё и распрощаться с Кирком там, но не получилось. Он остался в машине, а спешить уходить от воды я не хотел.

Рябь Невы напоминала берег Белого моря. Не хватало только неизвестного горизонта на другой стороне. Хотя какая разница – вид спокойной воды меня успокаивал, и этого было достаточно. Достаточно для того, чтобы закончить свою историю. Плюнуть на всё: на Писцовых, на Кирка, на «Очаг», да и на семью. Маше с Настей было бы куда легче без меня.

По воде побежали волны. Один из теплоходов прошёл мимо меня и вернул к реальности. Я поплёлся вдоль набережной. Даже так поздно не хотелось спать, всему виной порошок, который дала Аня, – от него хотелось жить и действовать.

Я и сам не заметил, как ноги привели меня в клуб. Переполнявший помещение рейв так и заглатывал меня, но сил плясать и веселить уже не было, поэтому я направился к бару и заказал выпивку. Я чувствовал себя лишним – ведь в основном развлекались студенты, которые отмечали закрытие летней сессии. Не знаю, как Кирк продолжал посещать клубы, – мне было неуютно, из всего этого я вырос. Даже допинг не помогал изменить моё восприятие.

Я пропускал коктейль за коктейлем, но от этого сильней не пьянел – становилось только тоскливее, уходила эйфория от порошка. Пока я был в своих мыслях о старости, даже не заметил, как рядом со мной за барной стойкой примостилось несколько парней. Они упивались похлеще, чем я, но и пьянели быстрее.

– Мужики, есть закурить? – спросил я.

Один из студентов достал пачку ментоловых сигарет и протянул мне.

– Ух ты, да вы что, пидорасы все? Не, я в вашу команду заднеприводных не хочу!

– Отец, не борзей, – ответил один из них.

– Кто тут борзеет, пидор?! – Я толкнул его в плечо. – На колени и извиняйся! Причём тщательно!

– Слышь…

Кулак в челюсть я словил достойно, но прощать подобное не мог – и полез драться в ответ.

Не помню, сколько раз мы обменялись любезностями, но охрана вмешалась слишком рано. Меня схватили за шкирку, как непослушного котёнка, и выбросили через чёрный ход.

– Нет. Почему?

От боли я корчился на асфальте. Досталось мне всё-таки хорошо. Соперники оказались не теми, кем я их назвал, и лупили меня, словной боксёрскую грушу, не жалея сил.

Печально, что я не заполучил того, чего хотел. Всё могло закончиться именно там.

Миша стоял перед зеркалом в ванной с ватным диском в руках и протирал антисептиком рубец на носу. После смазал его заживляющей мазью, которой аккуратно обработал раны изнутри. Финальным штрихом стал лейкопластырь.

После столкновения с Марком он лечил нос несколько раз в день. Потрёпанный вид на работе был для него нежелателен – так можно было распугать клиентов. Поэтому он спешил привести себя в порядок.

Покончив с лечебными процедурами, он налил себе скотча и уселся в кресло в гостиной. Не спеша наслаждался алкоголем и рассматривал свои трофеи на полке напротив, пока не обнаружил, что подаренный Виктором Палычем пистолет пропал.

Он упёрся в ручки кресла, чтобы встать, но холодный металл упёрся в затылок.

– Он же боевой. Верно? – прозвучал голос позади Миши. – Сядь обратно.