Я, к слову сказать, не мог даже добраться до него. Он был командиром седьмого дивизиона и, пользуясь своей властью, поставил двух «лошадей» в качестве прикрытия по бокам от себя и чуть впереди. Но те ввязались в схватки с другими участниками, и тут мы с Сакамото смогли прорвать оборону и добраться до нашей цели.

Сакамото чуть опередил меня. Вместо того чтобы захватить лейтенанта, он принялся осыпать его ударами. И Тояма тоже, вместо захвата, которым он мог бы сбросить Сакамото на землю, принялся отвечать ударами на удары. Обе их «лошади» едва удерживались на ногах, потому что сидевшие на них «всадники» изо всех сил тянулись вперед, стараясь нанести друг другу удары посильнее.

С моего «седла» сражение было мне прекрасно видно. Я крикнул, приказывая своей «лошади» подойти поближе, чтобы я смог помочь Сакамото. В тот же самый момент старшина Цудзи из седьмого дивизиона заметил, что я собираюсь сделать. Он набросился на меня с фланга, стараясь вывести из игры. У него на несколько мгновений было преимущество в том, что он мог действовать двумя руками против моей одной, но я смог справиться с ним. Увернувшись от его первого захвата, я нанес ему мощный удар, применяемый в карате, ребром ладони левой руки. Это положило конец всем попыткам Цудзи прийти на помощь своему командиру. Он рухнул на землю и выбыл из игры.

Проводив его взглядом, я снова осмотрел поле боя. Сакамото и лейтенант Тояма все так же увлеченно молотили друг друга. Тояма не только получал, но и возвращал удары полной мерой, однако шесть ног его «лошади» держались не очень уверенно. Трое курсантов, бывшие «лошадью» Сакамото, осыпали своих «коллег» градом ударов и пинков, причем столь яростных, что те были заняты в основном своей собственной обороной и не могли обращать внимания на команды своего седока.

– Иду к тебе, Сакамото! – крикнул я и подался назад и вперед, давая тем самым команду своей «лошади» двигаться.

Мы приблизились к Тояме с фланга и немного сзади и сразу же принялись наносить удары по его «лошади». Трое моих помощников так увлеклись этим занятием, что мое положение стало столь неустойчивым, словно я несся на бегущем верблюде. Наконец мне удалось справиться и восстановить равновесие настолько, что я смог дотянуться и схватить Тояму обеими руками за шею. Крикнув своей «лошади», чтобы она подошла поближе, я усилил хватку, едва не задушив самоуверенного офицера. Именно это и надо было Сакамото.

Теперь он смог наносить Тояме удары прямо в лицо. Время от времени то один, то другой из них попадал и по мне, по уху или в скулу, отчего голова гудела, как котел. Но я все же держал противника. Пусть часть ударов приходилась по мне, но Тояма получал раз в десять больше.

Однако Тояма знал все секреты этой жестокой игры. Крепко сжимая ногами своего «коренника», он пропустил их под мышками и держался мысками за его спину. Сильное тело Тоямы по-прежнему высилось прямо. Руками он захватил меня за запястья, намереваясь развернуться немного поудобнее и бросить на землю через свою голову. В отчаянии я повис на нем, сковывая его движения и мечтая только о том, чтобы удержать его. Вес моего тела блокировал лейтенанта, и Сакамото получил всю свободу действий. Его полные ярости удары продолжали сыпаться на Тояму. Я уже почти не мог удерживать Тояму. Но тут, похоже, наши «лошади» уже не могли держаться на ногах, и все мы, сплетясь в один большой клубок, рухнули в снег. В этот момент раздался свисток, обозначавший конец игры.

Встав на ноги, я огляделся по сторонам и начал считать. Из всех игроков Тоямы на ногах осталось две «лошади», у нас же «гарцевало» четверо. Итак, мы выиграли! Но гораздо больше выигрыша нас порадовал вид лейтенанта Тоямы. Он стоял в нескольких метрах от нас, весь покрытый тающим снегом, со струящейся из носа кровью, с начинающим распухать от ударов лицом. Еще много дней после этого на его лице красовались следы наших ударов.

Какое-то время мы думали, что седьмой дивизион может предложить нам матч-реванш, но лейтенант Цубои решительно пресек все попытки сделать это. Поняв, что большая часть наших бойцов стремится к Тояме, он тоже, наверное, вспомнил про памятную нам выволочку и все осознал. После матча-реванша его друг вполне мог бы и вообще не подняться с земли. Лейтенант Цубои соизволил милостиво произнести:

– Поздравляю! Для первого раза игры в снегу вы поработали отлично. На сегодня все.

Я бросился к своим друзьям. Мы обнялись и принялись хлопать друг друга по спине и плечам. Нас обуяла радость. Полных семь минут мы могли изо всех сил лупить этого высокомерного лейтенанта, и он ничего не мог сделать!

Этим вечером в казарме мы долго не могли успокоиться, пели и кричали от радости. Многие из нас вышли из этого сражения с синяками и ссадинами, а кое на ком еще были видны следы офицерского «поучения». Но никто не обращал на это никакого внимания. На каждом распухшем от ударов лице цвела улыбка. Разбитые в кровь губы расплывались, несмотря на боль, в широкой счастливой улыбке.

Мой первый выход в море на «кайтэне», как я уже рассказывал, обернулся конфузом. И как же подначивали меня мои друзья на следующем семинаре! Продолжалась критика и в казарме, но всегда в дружеском тоне. Она ничем не напоминала то, что пришлось выслушать лейтенанту Тояме. Курсанты, которые уже не раз выходили на «кайтэнах» в залив, рассказывали мне о тех проблемах, с которыми они столкнулись, и объясняли, как следует поступать мне, если придется в будущем встретиться с чем-то подобным. Во время следующих выходов, которые мне предоставили возможность сделать, я был уже гораздо осмотрительнее, поскольку очень хотел исправить свою первоначальную ошибку. Двигаясь в погруженном состоянии, я успешно обогнул остров Одзима, расположенный в 30 милях от Хикари, а также другой, меньший, остров Минасэ, лежащий ближе к берегу.

Итак, мой второй и последующие тренировочные выходы на «кайтэне» были достаточно успешными. Я научился регулировать давление, держаться на заданной глубине, работать горизонтальными рулями и вскоре уже мог управлять «кайтэном» так же свободно, как водитель своим автомобилем. Когда я в первый свой выход стал отрабатывать погружение, то внезапно ушел на глубину более шестидесяти футов, теперь же мог спокойно уходить на любую нужную мне глубину. Я научился также погружаться и всплывать на поверхность, не производя шумных всплесков.

Приобретя нужный опыт, наши техники теперь обслуживали «кайтэны» гораздо быстрее, чем раньше. В течение января, когда моя подготовка пошла более интенсивно, мы потеряли двух моих товарищей, которые погибли в ходе учебных выходов в море. 14 января на Оцудзиме погибли лейтенант Кэнтаро Накасима и младший лейтенант Иссин Миядзава. Они отрабатывали круговую навигацию в погруженном состоянии и совершали подводный обход острова Нодзима. В тот день погода испортилась, и из-за плохой видимости было решено учебные выходы отменить. Никто так никогда и не узнал, что же случилось с этими двумя офицерами. Они просто пропали без вести. Обсуждая это происшествие, мы для себя предположили, что они, вероятнее всего, врезались в дно залива или же налетели на подводную скалу, двигаясь в погруженном состоянии. Должно быть, смерть их была мгновенной, иначе они могли бы стуком по корпусу звать на помощь до тех пор, пока страхующий их торпедный катер не засек бы их местоположение и не поднял бы их на поверхность.