– А деньги-то где? – напомнил Севка.

– Деньги? Какие?

– Как какие? Которые Лимоныч перед смертью мне передал.

– А-а, – протянул я. – Помню-помню. Только Лимоныч их передал с условием.

– С каким условием? – подозрительно уставился на меня Севка.

– Да не боись, все нормально, – показал я краешек купюры. – Они твои. Только расскажи мне, что там приключилось с Философом?

– Философом?.. – быстро переспросил Севка.

Он очень сильно чего-то испугался. Это было заметно невооруженным глазом. И я вдруг подумал, не отдать ли его Панкратьеву, чтобы тот занялся хоть чем-нибудь полезным, но вовремя вспомнил о водке. Допить Панкратьев мне бы ее не дал наверняка.

– Не боись, – сказал я Севке. – Давай выпьем. Просто Философ мне сотку зажилил. Понял?

– Философ? Тебе?

– Мне-мне. Давай пей. Короче, ты мне рассказываешь про Философа – и деньги твои. Понял?

Для наглядности я положил купюру на доску и придавил сверху наполовину пустой бутылкой. И Севка сдался.

– В общем, позавчера я его видел. Вон там. У машин.

– Ну?

– Че – ну?

– Дальше-то что?

– Че – дальше? Лося и Горбатого там тоже в последний раз видели.

– Ну?

– Сгинули они. Ни слуху ни духу. Третий день. Значит, была там та самая машина. Понял?

– Какая машина?

– Ну, проклятая!

– Так, – быстро протянул я Севке полтинник. – Деньги твои, только не вздумай смыться. Я промышляю возле «Детского мира», в переходе, я тебе говорил?

– Говорил.

– Но в городе я недавно. А сам из Пензы, проживал там с братьями и сестрами в бо… В общем, неважно. Короче, я че-то слышал, но не могу понять, что это за машина, про которую ты толкуешь?

– Ты че? – почти в ужасе посмотрел на меня Севка. – Не знаешь про проклятую машину?

– Не, – сказал я. – Но сейчас узнаю. Еще одна бутылка за мной. Бежать в палатку?

К концу разговора с Севкой голова у меня перестала болеть окончательно и настроение было хоть куда. Севка остался спать на досках в обнимку с двумя пустыми бутылками, а меня Панкратьев запихал на заднее сиденье «копейки» и повез на Кропоткинскую. По дороге я сыпал анекдотами из жизни бомжей, сам над ними смеялся и строил Панкратьеву в зеркало страшные рожи. Он только качал головой.

– Разрешите? – заглянул в кабинет Панкратьев, едва затащив меня наверх по лестнице.

– Заходите, заходите, майор! Мы вас ждем.

Первым делом я не вписался в дверь, а потом уже в кабинете едва не промахнулся мимо стула. Динозаврович даже слегка опешил:

– Эк вас развезло, голубчик! Ну и ну…

– Профессиональный р-и-иск! – икнул я, наконец благополучно приземляясь на стул.

– Полтора литра выжрали на двоих, – хмуро проговорил Панкратьев.

– Однако, – покачал головой Динозаврович.

– При такой работе, – развалился я на стуле, – между прочим, талоны на молоко положено давать. Куда только ваш профсоюз смотрит? – Я снова икнул.

– Я тебе сейчас покажу профсоюз… – прошипел через стол Гаврилов.

– Товарищи, товарищи! – постучал ручкой по ежедневнику Динозаврович. – Попрошу не забывать, что у нас тут оперативное совещание, и держать себя в руках. Вас это, полковник, тоже касается…

– Прошу прощения.

– Я че – винов-а-ат, – включился я, – что из этих бомжей без пол-литра слова не вытянешь?

– Да нет, конечно, голубчик, – поморщился Динозаврович. – Никто вас не обвиняет. Выпейте-ка лучше воды и расскажите, что вам все-таки удалось выяснить в процессе… э-э… распития спиртных напитков?

– Спасибо, – отставил я стакан и вытерся грязной рукой.

Динозаврович снова поморщился и поторопил меня:

– Ну-ну? Мы вас слушаем.

– Дела хреновые, – предупредил я их заранее. – Нашего, то есть вашего бомжа последний раз видели позавчера у стоянки машин возле рынка. Там же и тоже в последний раз видели еще двух бомжей. Горбатого и еще какого-то… В общем, неважно. Факт тот, что ни Горбатого, ни второго нет уже три дня, хотя они практически жили на этом рынке – это их второй дом.

– Так-так, голубчик. То есть вы считаете, что исчезновение нашего бомжа напрямую связано с какой-то машиной?

– Лично я никак не считаю. Но так говорят бомжи с Колхозного рынка. Я просто передаю их слова.

– Да-да, конечно, я не совсем правильно выразился… Но давайте тогда уточним, какое отношение к этому имеют эти двое – Горбатый и второй?

– Никакого, – пожал я плечами. – И самое прямое.

– Так-так. А не могли бы вы, так сказать, пояснить свою мысль?

– Мог бы. Но вам это не понравится.

– Это не твоего ума дело!.. – снова прошипел через стол Гаврилов.

– Полковник! Я вас, кажется, уже предупреждал.

– Прошу прощения.

– Давайте все же не отвлекаться. Итак, Евгений Иванович, мы слушаем ваши объяснения.

– В общем, у бомжей Колхозного рынка есть такая… ну, легенда. О проклятой машине.

– О какой?

– О проклятой. Они считают, что примерно раз в три месяца у рынка появляется эта самая проклятая машина. И когда это происходит, бесследно исчезает кто-то из бомжей.

– А что за машина? Цвет, марка, модель известны?

– Нет. Ее никто никогда не видел. Из тех, кто остался на рынке, конечно. Но все уверены, что она существует, и панически ее боятся.

– Чертовщина какая-то…

– Не совсем. Кроме периодичности в три месяца, в этих загадочных исчезновениях прослеживается еще одна закономерность. И бомжи о ней очень хорошо знают.

– И что же это за закономерность?

– Исчезают только крупные и более-менее упитанные бомжи. Тщедушные и хилые не пропадали еще ни разу.

– И что это значит?

– Что это значит, я не знаю, но бомжи считают, что пропавшие идут на котлеты. Они так и говорят: «Горбатый с тем-то ушли на котлеты».

– Куда-куда?

– На котлеты. В смысле, на фарш.

– Вы это серьезно?

– Я не знаю. Если честно, мне все равно. Но бомжи на рынке относятся к этому абсолютно серьезно. И даже, по-моему, привыкли. Это все. Нашего бомжа у машин видел Севка. Горбатого и второго – какой-то другой бомж. Его сейчас нет.

– Тоже пропал?