Мужчины с аппетитом принялись за нехитрую еду. Перепачканные руки помыли в море. Еще выпили. И разлеглись на палубе, подстелив под свои тела какую-то дерюгу.

— Как же хорошо, — выдохнул Леша.

— Да, — не стал с ним спорить Эквадор. — Не понимаю, как люди живут в мегаполисах.

— В них есть своя прелесть.

— Что ж ты сбежал тогда?

Земских посчитал вопрос риторическим, поэтому промолчал. Но боцман желал продолжать диалог:

— Долго собираешься у нас кантоваться?

— Как получится.

— Темная ты лошадка, Леха.

— Что есть, то есть, — лениво проговорил Земских. Солнце так ласково грело, что хотелось уснуть под ним.

И Земских вскоре отключился, пусть и ненадолго. Разбудил его Мартин. Прыгнул на грудь и стал играть крестиком. Леша встряхнулся, сел. Оказалось, боцмана уже нет рядом. Как и его пойла. Только корки на тарелке да селедочный хвост.

Леша встал, огляделся. Заглянул в трюм. Там тоже не было следов Эквадора. Земских отыскал свои вещи и сошел на берег. Мартин бросился за ним.

— Иди отсюда, — шикнул на него Леша. — Домой!

Но мартышка и не думала слушаться. Причем она только первое время бежала за Лешей, а потом взобралась на него. Но заняла не плечо, как в случае с Артуром, а обхватила руку всеми четырьмя лапками.

Уже темнело, но в гостиницу возвращаться не хотелось. К тому же с животным туда не пустят, и значит, нужно его передать кому-то. Земских решил прогуляться. И направился к старому, ныне заброшенному доку.

Чтобы оказаться там, следовало перелезть через забор из сетки-рабицы, поскольку ворота были на замке. Пока Леша прикидывал, как это сделать, Мартин спрыгнул с его руки и помчался к одному из просевших столбов. Через несколько секунд он нырнул в дыру, которая, как оказалось, там имелась. Причем, судя по поведению мартышки, Мартин уже о дыре знал и проникал на территорию дока. Увы, Земских пролезть в дыру не мог, но перемахнул забор запросто.

Дальше он шел за Мартином. Тот как заправский проводник вел большую белую обезьяну, называющую себя человеком, за собой. На том месте, где был обнаружен труп Малхаза Музеридзе, он приостановился и выдал что-то злобное и, как подумалось Леше, нецензурное, если на мартышкином языке есть матерные слова, то прозвучали именно они.

Земских шел к «Юнге-2». Хотел забраться в рубку, постоять за тем штурвалом, что и двадцать пять лет назад.

Корабль сильно изменился. Не просто постарел — одряхлел. Настоящее ржавое корыто. Где-нибудь в средней полосе его распилили бы и сдали на металлолом, но тут, в приморской зоне, таких масса. Никому они не нужны. Вот и стоят.

Опасливо ступая, Леша забрался на палубу. И все благодаря Мартину, который нашел доску, перекинутую на нее.

— А ты, дружок, тут, похоже, не в первый раз, — сказал мартышке Леша, следуя за ним в рубку.

Мартин издал горлом звук, похожий на смех, и пулей взлетел по капитанской лестнице.

Вот и рубка. Как ни странно, она сохранилась лучше всех остальных помещений. Приборы только сильно запыленные, но протри их, и будет казаться, что «Юнгу-2» можно отправить в море.

Леша встал у штурвала. Посмотрел в окно. Солнце почти село, но его отблески озаряли горизонт. Красно-оранжевые блики бежали по воде к кораблю. Казалось, это волшебные рыбки из чистого золота плещутся в акватории. Пока Леша любовался картиной, Мартин где-то шнырял.

Земских дождался момента, когда наступит тьма и зажжется маяк на далеком мысе. Его свет давал возможность покинуть корабль, не сломав шеи. Алексей спустился на палубу и позвал животное:

— Мартин, домой!

Обезьянка тут же примчалась на зов. Она что-то ела. Как Леша понял, Мартин молотил все. Не только бананы, как-то так вышло, что все считали их излюбленным лакомством мартышек, или жвачку, от которой у мартышки случались запоры, но и хлеб, конфеты, мясо, рыбу.

— Что у тебя там? — спросил у мартышки Леша. Он уже давно понял, что Мартин отлично все понимает и даже отвечает, но глупые человеки не могут расшифровать его языка. — Дай?

Мартин задумался. Судя по его постной физиономии, то, что он нашел и употребил в пищу, ему по вкусу не понравилось, но это лучше, чем ничего.

— Дай, — повторил Леша. Мало ли что тут, на заброшенном корабле, может валяться. Понятно, что желудок макаки легче переваривает всякую дрянь, но незачем ему принимать в себя, к примеру, дохлую крысу.

Мартин протянул Леше свое лакомство. Тот взял его. На первый взгляд мелкая, чуть обгрызенная морковка. Только темная очень… Протухшая?

Но нет. Слишком тверда. Земских достал из кармана сотовый и включил подсветку.

— Вот ты черт! — выкрикнул он, швырнув «морковку» на пол.

Мартин тут же подхватил ее и, сунув в рот, понесся к доске, перекинутой на берег. Для него и человеческий палец оказался вполне съедобным.

* * *

Труп Леша отыскал в машинном отделении. Он был погребен под грудой деревянных ящиков.

Тело, к его удивлению, неплохо сохранилось. Он-то думал, что в консервной банке, именуемой кораблем, все разлагается за день-два. Но покойник, явно пролежавший не меньше месяца, судя по отросшим ногтям, был вполне узнаваем.

Глеб Симонович Пахомов. Бывший мэр. Папа Саши…

Вот кто лежал под грудой ящиков.

Именно его палец отгрыз Мартин. А если точнее, то не один, а несколько — мартышка давно похаживала на «Юнгу-2».

Леша, увидев труп, тут же позвонил Эдику. Тот бросил: «Оставайся на месте!» — и отсоединился.

Минут через тридцать в док нагрянула куча народа. Мартина эта толпа напугала, и он, взобравшись на руки Леше, прижался к его груди. Держать у своего лица трупоеда было не очень приятно, но Земских сдерживал отвращение. Животное явно было напугано, оно дрожало.

— Это еще что за тварь? — первое, что услышал Леша, когда люди с фонарями взошли на борт.

— Это Мартин, — ответил Эдик. Он был в трениках и толстовке. И выглядел, пожалуй, даже лучше, чем в костюме. Ему шел спортивный стиль. — Он член экипажа на одном из моих кораблей.

— Прямо-таки так?

— Прямо-таки.

В Москве никто так не разговаривал, но Леша быстро привык, как и отвык когда-то, к местной манере изъясняться. В каждом регионе есть свои фишки. Где-то употребляют «чай», тогда как уместнее было бы «наверное», где-то «за» вместо «о» (поговорим не о тебе, а за тебя), а где-то непременно требуют булку хлеба, хотя можно было бы ограничиться одним лишь первым словом. В его родном городе все «такали». И тут уж ничего не поделаешь.

— Капитан Лаврушин, — представил Эдик своего ближайшего спутника. Остальные держались позади, пусть и на полшага.