class="p1">— Ой, Леш, и ты уже, — всплеснула руками одна из них.

— К сожалению, да, Нина Ивановна.

— Ну, ты не горюй, Наташенька что-то нашла, все будет хорошо.

— Уверен, что это так, — ответил ей Алексей.

— Значит, давайте посчитаемся, кто остался? — Николаич достал еще стакан и наполнил его на половину, протянул Алексею.

— У Натальи не выявлено, Оля тоже чиста.

— Итого двое, хм, не густо, но, это все равновселяет надежду.

— Еще половина детского отделения не инфицирована, — добавил коля.

— Дети сильнее нас, так и должно быть, — проговорила вторая медсестра, — Олечку очень жалко, но она у нас сильная, выкарабкается.

— Да уж. Чего только мы в свое время не натерпелись, да, Евгеньевна, — ответила ей Нина Ивановна.

— Да, если бы тогда нас Николаич не отбил, порезали бы нас те наркоманы.

— Чего вспоминать? Давайте за наших девчонок, молодцы они, — Николаич поднял стакан и встал.

— За Олю и Наташу, — добавил Коля.

— И Аню, — пробасил Виктор, — ей тяжелей всего.

Глухой звон стаканов наполнил комнату. Алкоголь сильно обжег горло, и Алексей закашлялся, жадно хватая воздух.

— Крепкое, ничего, сейчас лекарство подействует, — Николаич весело подмигнул.

— А почему ей тяжелее? — тихо переспросил Алексей.

— Такая ответственность, а уже почти ничего не видит, — Нина Ивановна всплеснула руками, но по укоризненным взглядам поняла, что сказала лишнее. — Не буду я скрывать, ишь напридумывали. Ты, Леша— жених, один ты не знаешь. Ослепла она, все боится, чтобы ты не узнал.

Алексей сильно побледнел, пальцы его задрожали. Посидев минуту, он молча вышел.

Он бежал вверх, не разбирая дороги, несколько раз врезался в темные дверные проемы, но боли не было, сейчас билось только сердце, бешено, пытаясь вырваться из груди.

Это все алкоголь, — подумал Алексей и остановился, нужно отдышаться. Отделение было уже на следующем этаже, пульс утих, но досада, та позорная досада на нее, он не мог перебороть это.

В холле было пусто, все уже давно спали по палатам. Дверь тихонько скрипнула, и Алексей заметил в темноте чуть видимую тень.

Аня стояла у окна, прислушиваясь. Она сделала несколько шагов в центр, пытаясь понять, откуда точно был звук.

— Почему ты мне не сказала? — Алексей бесшумно подошел к ней.

Аня вздрогнула и отпрянула назад.

— Тебе нельзя здесь появляться, уходи немедленно, — прошипела она.

— Можно, теперь мне все можно. Почему ты не сказала.

— Потому что я знала, что ты сразу прибежишь сюда. Тебе надо уйти.

— Я не уйду. Когда произошло?

— Уходи, пожалуйста, оставь меня, — Аня заплакала, бросившись к стене.

Алексей подошел к ней и обнял за плечи. То желание выяснить отношения исчезло без следа.

— Когда произошло? Мне надо знать, — он повернул ее к себе, Аня уткнулась в него, слабо подрагивая.

Он гладил ее по голове, по плечам, пытаясь говорить утешающие слова, но не получалось, поэтому скоро замолчал.

— Почему ты заразился? — Аня с тревогой посмотрела в его лицо, невидящие глаза смотрели чуть выше, но он почувствовал ее взгляд.

— Это неизбежно, остались только Оля и Наташа.

— Слава Богу, — Аня тяжело выдохнула. — А что там произошло? От меня что-то скрывают.

— Я тебе потом расскажу, не сейчас, все в порядке.

— Хорошо, но не забудь.

— Не забуду. Когда ты ослепла?

Через несколько часов после твоего ухода. Это было как затмение, раз и все. Теперь только яркий свет перед глазами.

— А что ты делала в это время?

— Да ничего, мы с Петей на улицу смотрели, машины считали. Петя заметил что-то вдали, я начала всматриваться и все.

— Понятно, думаю это временное.

— Надеюсь, главное, что с детьми все хорошо. Представляешь?

— Дети сильнее нас, — вслух повторил Алексей.

— Что?

— Дети сильнее нас, — повторил Алексей, — так сказала Нина Ивановна.

— Это точно! Я тоже так думаю, — Аня сильнее к нему прижалась.

— А ты почему не спишь?

— Не спиться, все думала о чем-то.

— Пойдем спать, я больше от тебя не отойду.

— Я сама со всем управляюсь, тем более дети мне помогают, не беспокойся.

— Буду беспокоиться, буду! — голос у Алексея дрогнул, он начал целовать ее лицо, губы, лоб, щеки.

— Ну что ты, что ты, Леш, — Аня обхватила его шею руками. — Я люблю тебя, все будет хорошо.

— Я люблю тебя, — шептал ей в ответ Алексей, крепче прижимая любимую, боясь отпустить.

9

Позднеезимнее солнце не уверенно пробивалось сквозь запотевшее окно, рассеиваясь желтым светом по темной комнате. От его света в комнате стало теплее.

Аня чуть пошевелилась, высвобождая затекшую руку. Вспомнив, что они так и уснули на диване в холле, Аня вздернула голову и прислушалась, боясь быть застуканной. Но опасения были напрасны, отделение спало, и, повинуясь, как и раньше, строгому режиму, отдыхало.

Алексей лежал на краю, готовый в любой момент упасть. Аня попробовала чуть придвинуться к спинке, чтобы дать ему больше места, но диван был столь мал, что оказалось настоящим искусством поместиться там вдвоем.

Она не помнила, как они оказались на нем, весь вчерашний день и ночь слились для нее в один нескончаемый горячечный бред. Любое воспоминание вызывало звон в ушах и приступы тошноты. Аккуратно приподнявшись, она высвободилась и легко соскочила с дивана. Потеряв на секунду равновесие, глаза так и не смогли сразу сориентироваться, где земля, Аня оперлась на спящего Алексея и тут же одернула руку. Но Алексей не проснулся, только засопел и перевернулся на бок, упершись лицом в спинку дивана.

Пробираясь на ощупь, она дошла до кладовой. Нащупав, как ей показалось простыню, она вернулась и накрыла спящего.

Голова гудела, не переставая. Глаза, сначала спокойные, теперь вновь налились ярким свечением. С трудом она добралась до пищеблока и чуть не уронила гору немытой посуды. Несколько оловянных ложек, глухо позвякивая, упали на пол.

От запаха немытой посуды тошнота усилилась, и Ане пришлось схватиться за стол, сдерживая острый приступ. На удивление приступ быстро прошел, и она ощутила зверский голод. Желудок настойчиво демонстрировал ей фигу, а кишечник норовил показать кулак дружбы.

Холодильник был забит больничной едой, Аня достала кастрюлю с кашей, положила себе в чистую по ее ощущениям тарелку полторы порции. Каша была холодная и, наверно, отвратительная на вкус, но обычный для нее утренний голод раскрасил эту серовато-желтоватую жижу яркими красками кушанья на уровне ресторана третьей звезды Мишлен.

Брошенные в топку дрова разгорелись в очаге, наполнив тело приятным теплом. Яркое свечение в глазах чуть притухло, позволяя Ане четче различать контуры кухонной мебели.

«Нельзя голодать», — подумала она про себя, вспоминая, как вчера на нее напала апатия, и кусок в рот не лез. Определив направление мойки, Аня аккуратно взяла первую