В этом саду хозяйничала бабушка Кристи и Моники, Стелла, та самая, что указала мне дорогу, когда я впервые ехала к Делии. Она продавала овощи, фрукты и цветы местным ресторанам. Я видела в своей жизни немало садов, в том числе и ультрамодных, но все они даже рядом с этим не стояли. Трейлер окружало настоящее зеленое море, в котором он сам, с ярко-синими стенами и красной дверью, казался диковинным цветком. Перед домом лениво покачивались на ветру подсолнухи. В окна заглядывали пышные розовые кусты, источающие дивный аромат.

Чего здесь только не было! Коллекция кактусов разнообразных форм и размеров между двумя грушевыми деревьями, всевозможная зелень, заросли голубики, циннии, ромашки, эхинацея, колокольчики, ярко-фиолетовые лилии, острый перец. И все это росло не ровными рядами, а причудливыми изгибами вдоль дорожек, петляющих в разные стороны. Декоративный бамбук обрамлял ряды цветущих фруктовых деревьев, среди которых виднелись грядки с зеленым салатом и клумбы с геранью и ирисами. Я вдыхала свежий аромат фруктов, цветов, трав и не могла надышаться.

Кристи продолжала колдовать над моими волосами, приподнимая накрученные пряди с помощью заколок.

– Знаешь, – нерешительно пробормотала я, – мне как-то не очень нравится, когда волосы стоят дыбом.

– Не волнуйся, мне тоже. Они не встанут дыбом, а просто будут слегка волнистыми, ты уж поверь. Я умею обращаться с волосами. Это стало вроде как моим бзиком, пока я была лысой.

Кристи стояла у меня за спиной, я не видела выражения ее лица и поэтому не совсем поняла, шутит она или говорит серьезно. Я посмотрела на Монику, но та меланхолично листала журнал, даже не прислушиваясь к нашему разговору.

Наконец я удивленно спросила:

– Ты была лысой?

– Ага. В двенадцать лет. Мне сделали несколько операций, в том числе и на затылке, так что им пришлось сбрить волосы, – пояснила Кристи, отделяя еще несколько прядей и укладывая их вокруг моей головы. – Я попала в аварию. Шрамы тоже из-за этого.

– A-а-а, – только и сказала я, внезапно испугавшись, что обращала слишком большое внимание на шрамы, иначе бы она не стала о них говорить. – Я не…

– Знаю, – прервала она меня, – их трудно не заметить, верно? Обычно люди спрашивают прямо, а ты не стала, но я же вижу, что тебе интересно. Многие просто подходят и спрашивают в лоб, словно интересуются, который час.

– Это грубо.

– Угу-у-у, – согласилась Моника, стряхивая пепел со следующей сигареты за окно.

Кристи пожала плечами:

– На самом деле это даже лучше, чем смотреть и притворяться, что не видишь. Самые честные – дети. Они спрашивают прямо: «А что у тебя с лицом?» Мне это даже нравится. В конце концов, шрамы на лице не скроешь, они все равно привлекают внимание. Поэтому я так одеваюсь. Раз они все равно уже на меня пялятся, пусть будет на что еще посмотреть, согласна?

Я кивнула, все еще размышляя над ее словами.

– Это случилось, – продолжала Кристи, накручивая новый локон, – когда мне было двенадцать лет. У матери был запой, она везла меня в школу, и машина слетела с дороги, врезалась в забор, а потом в дерево. Спасателям пришлось буквально вырезать меня оттуда. Моника оказалась достаточно предусмотрительной, чтобы подхватить ветрянку и остаться дома.

– Даже не начинай, – буркнула Моника.

– Она чувствует себя виноватой, – пояснила Кристи, – ну, как сестра.

Я взглянула на Монику, которая бесстрастно рассматривала свои ногти. Было незаметно, чтобы она чувствовала себя виноватой. Ее лицо сохраняло всегдашнее устало-безразличное выражение. Может быть, это как тест Роршаха с чернильным пятном – каждый видит в бесформенной кляксе что-то свое?

– Шрамы у меня не только на лице, – говорила тем временем Кристи, – есть еще на спине после операции на позвоночнике и пониже, после пересадки кожи. Ну и парочка на голове, их не видно под волосами.

– Господи, это ужасно, – пробормотала я.

Она взяла следующую папильотку.

– На самом деле быть лысой – вот что ужасно. Со шляпой или шарфиком много не придумаешь, как ни старайся. Когда я заметила, что волосы снова начали отрастать – расплакалась от счастья, и с тех пор не могу заставить себя подрезать их ни на дюйм. Я их теперь лелею.

– Они у тебя классные, – отозвалась я.

– Спасибо. Правда, я ценю их больше, чем нормальные люди. И никогда не жалуюсь, что с ними что-то не так.

Кристи слезла с кровати, на которой мы сидели, засунула в карман расческу и заколола несколько прядей, упавших мне на лицо.

– Ну вот, почти готово. Монотоника!

– Не-ет, – на удивление твердо отозвалась Моника.

– Ой, да ладно тебе. Давай я хоть раз сделаю из тебя человека. Вот увидишь, это будет…

Та отрицательно помотала головой:

– Даже не думай.

– Моника!

– Завязывай.

– Она вообще не следит за модой, – пожаловалась Кристи, словно это было настоящей трагедией.

Повернувшись к сестре, она умоляюще сложила руки на груди:

– Ну давай, всего один разок. Прошу тебя!

В ответ на это Моника встала со стула и прошествовала к двери, мотая головой.

– Ну и не надо, делай что хочешь и пеняй на себя, – пожала плечами Кристи.

Моника прошла по коридору и взяла с пола у двери свою сумку.

– Можешь так прямо и идти, как есть, но в твоем образе не будет динамики! – крикнула ей вслед сестра.

Входная дверь захлопнулась. Ничуть не смутившись, Кристи подошла к шкафу, встала перед ним и задумалась. Я посмотрела в окно и увидела Монику, медленно и безо всякой динамики шагающую по дорожке. Кристи что-то пробормотала себе под нос, наклонилась и достала с нижней полки пару потертых мокасинов с завязочками.

– Я знаю, что ты хочешь сказать, но поверь моему опыту, эти лоферы все недооценивают. Вот увидишь! А если тебя вырез смущает, мы пройдемся по нему автозагаром. Он, кажется, в ванной, – она рывком открыла дверь и умчалась по коридору.

Голова стала тяжелой от бигуди, шея затекла, вырез на блестящей майке открывал куда больше, чем я привыкла, и сама она казалась слишком нарядной для вылинявших закатанных джинсов с бахромой внизу и нарисованным черной шариковой ручкой огромным кривым сердцем на коленке. Я не могла отделаться от мысли, что это не моя одежда, не мой стиль, вообще не я. Да, я могу надеть это в пику Бетани с Амандой, но если что-то пойдет не так, расплачиваться мне.

«Надо отсюда выбираться», – подумала я, встала и потянула одну из завитушек на голове. Упругая спиральная прядь упала прямо на глаза. Я удивленно покосилась на нее и приняла решение. Все, хватит. Я ухожу. На часах четверть седьмого. Если уйду прямо сейчас, то почти не выбьюсь из своего обычного графика. Скажу Кристи, что звонила мама, ей срочно нужна моя помощь, так что я погуляю с ними как-нибудь в другой раз. Я распустила волосы, сбрасывая бигуди на кровать, схватила сумку и метнулась к двери, но мне навстречу уже неслась Кристи с тюбиком автозагара в руках.