– Почему комитета? Ты ж говорил, совета?

– Переименовали в комитет, – ответил он шёпотом. – Не совсем законно, а что у нас законно? Только бесполезное! А вот если назваться комитетом, то влияния и полномочий больше. За такими орлами нужен глаз да глаз. Только и смотрят где бы что урвать… Прошу любить и жаловать, это сам Адриан Константинопольский, доктор по проблемам этического характера. У него только в этом году уже десяток публикаций в философско-религиозных журналах.

Я спросил с недоверием:

– И это знаешь?.. Тебя бы в разведку!

– Всё в открытых источниках, – ответил он недовольно, – надо знать, где читать.

– Константинопольский, – пробормотал я. – Какое-то… слишком уж вычурное имечко. Наверняка ещё и гордится.

– В Штатах бы сократили до Кона, – педантично заметил Фауст. – Или до Конса. Там физически не могут произносить длинные слова. Хотя вообще-то штатовцы испорченные немцы, должны бы обожать длинноты.

– А имя? – сказал Марат. – Знаю только одного Адриана, что выкопал Адриановы Валы.

Фауст уточнил скромненько:

– Насыпал.

– Комитет по этике, – пояснил Фауст, – это в сокращении. Там название такое длинное и вычурное, начало забудешь, пока до конца доползёшь. Зато звучит настолько важно, что хочется шапку снять.

– У него шляпа, – напомнил Марат, – а ты что, в детстве шапки воровал?

Фауст воззрился в недоумении, словно Марат предложил что-то совсем уж непристойное.

– Ты чего?

– А я снимал с прохожих, – признался Марат. – Признаюсь сейчас, всё равно с нейролинком ничего не скроешь. Вообще-то мы дверь такого ада открываем… Да какие двери, ворота! Вообще стены убираем, если между нами, девочками.

Фауст сказал раздражённо:

– Ничего не понимаю. Комитет вроде бы общественный, но почему финансируется Академией наук? Шеф?

Я ответил с неохотой:

– Теперь перед мировой общественностью даже Академия наук отчитывается. А общественность, состоящая в большинстве из кухарок, указывает, чем академикам заниматься. Что делать, теперь и у нас демократия, за торжество природы над людьми боремся! К голосу простого народа в лице её лучших представителей из очень простого народа, как видите, ещё как прислушиваемся.

– С каких это пор болтологи, – буркнул Фауст, – стали лучшими представителями? Шеф, вы ещё актёров и шоуменов назовите!

– Какой народ, – отпарировал Марат, – такие и представители. Мы ж не народ, мы какие-то непонятники, потому в меньшинстве, забыл?.. Так что, сопи в тряпочку. Смотри, как общается, как общается!

Константинопольский в самом деле обменивается рукопожатиями с руководством института с вальяжным видом и сдержанной улыбкой превосходства вельможи, посетившего крепостных крестьян, занятых изготовлением какого-то непонятного паровоза, что – ха-ха! – обещают заменить телеги и даже благородные кареты.

– Хорош, – сказал Фауст с непонятной ноткой в голосе. – Умеет.

– Актёр, – согласился Марат. – Профессионал!.. Президента, правда, не сыграет, морда не того калибра, да и репутация шоумена не для нашей страны, но самочки от таких кипятком на ноги брызгают. Даже себе.

– Не хочешь пообщаться?

– Тьфу-тьфу, – сказал Марат и чуть было не перекрестился. – Комитет по этике это же что-то средневековое! Только тогда назывался инквизицией.

Наш авто лихо подрулил к бордюру, где мы терпеливо ждём, ювелирно точно притёрся и приглашающе распахнул все четыре дверцы.

Фауст, усаживаясь, пробормотал:

– Кто способен извлекать корысть из общественных дел, способен и на обкрадывание могил.

Марат уточнил:

– То есть на археологию?..

– Ну да, – ответил Фауст с недоумением, – а я как сказал?

Марат подумал, сказал без уверенности:

– В комитете по этике вроде бы нет археологов. То ли потому, что ввести в состав комитета по этике обкрадывателей могил слишком уж… Шеф?

Я только хмыкнул, Фауст сказал брезгливо:

– То ли, наоборот, археология показалась чересчур похожей на науку. А в их нынешнем комитете нужны специалисты особо вычурно и величаво пудрить мозги. С самыми серьёзными лицами.

– Болтологи? – уточнил Марат.

– Гуманитарного склада!

Автомобиль понёсся стремительно по своей полосе, время от времени обгонял другие так лихо, что я заподозрил, что и среди автопилотов есть лихачи, но вспомнил, что сам же велел доставить обратно побыстрее.

Следующую неделю проходил всевозможные тесты, хотя всё и так фиксируется приборами, но пока что вербальность тоже что-то даёт.

Я объяснял подробно, как ведёт себя расшаренный мозг, хотя расшарили едва ли на десятую часть того, что даст нейролинк четвёртого поколения, но всё же, всё же…

Зашёл Анатолий, предупредил с порога:

– Завтра конфа в бывшем Доме искусств!.. Видите, не всё в стране отдано под казино и бордели. Как хотите, шеф, но такое пропускать низзя. Выступят Батин, Турчин, Медведев, Колесников, Кононов… ещё целая обойма трансгуманистов с разными подходами. Будет баттл!

Монитор, уловив моё непроизвольное желание, отъехал по столу в сторону, чтобы я видел Анатолия целиком.

Он вытянулся под моим испытующим взглядом и бодро выпятил грудь, как суворовский солдат во время инспекции императора Павла.

– С чего бы? – усомнился я. – Вроде бы на одной стороне…

– Ага, щас! – ответил он с весёлым сарказмом. – Закину новость, что нейроинтерфейс четвёртого поколения войдёт в мир вот-вот, раньше, чем они думали. К концу года точно… Что начнётся, что начнётся…

Я поморщился, раньше за такие новости гонцов казнили, и хотя мир другой, но всё те же.

– Не стану и представлять, а то снова ночь не спать. Хочешь сказать, в задумке полдня отлынивать от работы?..

Он сказал с великим укором:

– Шеф!.. С таких встреч всегда ворох новых идей и подходов к дальним подходам. Когда люди такого ранга схлёстываются, искры могут поджечь мир!

– А ты там, чтобы подбросить дровишек насчёт своей ретроказуальности?

– Ну да, гори-гори ясно, чтобы не погасло!.. Мировой пожар раздуем мы на горе всем буржуям. А что? Старый мир всё равно сгорит.

– А мы? – ответил я и сам ощутил, как тревожно засосало под ложечкой. – Когда горит весь мир, выскочить некуда. А Маск ещё не обустроился на своей новой родине. Ладно, иди, но чтоб работа не замедлялась в твоё отсутствие ни на секунду!

Он ухмыльнулся, лихо козырнул, и скрылся за дверью.

Раньше считалось, что человек, который говорит то, что думает, – конченый; а человек, который думает то, что говорит, – законченный идиот. Всё верно, в нашей цивилизации, что держится на обмане, как это ни назови, нейроинтерфейс не просто тряхнёт мир, как успокаивающе говорим друг другу, а вообще разрушит всю основу, фундамент.