– Прислонитесь вот к этому дереву, – сказала Энн. – Вас тошнит? Это ничего, я не возражаю.

Он улыбнулся и покачал головой, но она припала к нему, а он дрожал всем телом. Напряженная сосредоточенность сгладила его черты, словно он сконцентрировался только на дыхании. Что-то в этом ужаснуло ее, словно он уже был потерян для мира.

– Мне на мгновение показалось, что вы собрались свести счеты с жизнью, – с вымученной веселостью сказала Энн.

Губы у него насмешливо скривились.

– Вот как?

– Это не важно, – сказала она.

– Теперь я в полном порядке. – Джек посмотрел на нее, все еще улыбаясь, и провел кончиками пальцев по ее лицу. – Мы почти пришли.

Она помогала ему, приняв на свои плечи его немалый вес. Деревья поредели. На склоне разлилось пятно ярко-синих колокольчиков. Тропа бежала вниз к небольшой лужайке, где уютно поместился каменный коттедж. Шаг за шагом они шли под ливнем, увязая по лодыжки, мимо навеса над колодцем под прикрытие крыльца.

Энн постучала молотком и крикнула. Дождь с соломенной крыши лил как из ведра на две яблони у входа. Дверь никто не открывал.

– Никого нет, – сказала она. – Может быть, они где-то прячут ключ?

Лорд Джонатан присел на корточки, откинул назад голову и закрыл глаза.

– Может быть, я не знаю.

Энн снова вышла под ливень и принялась переворачивать один камень за другим везде, где это казалось уместным: маленький каменный бордюр вдоль дорожки, осыпавшийся кусок садовой ограды.

В конюшне было полутемно и пыльно. Хотя навоз лежал на полу одного стойла и свежее сено наполняло кормушку, лошадей там не было. На стене – никаких поводьев или упряжи на крюках. Но все же это убежище лучше, чем крыльцо. Энн опустила голову и пробежала сквозь ливень. И увидела: ключ висел на гвозде под треснувшей доской как ответ на мольбу.

Она схватила холодный металл и зашлепала обратно к коттеджу. Лорд Джонатан согнулся, положив голову на руки, и явно уснул. Ее руки дрожали от холода, от тревоги, когда она вставила ключ в скважину. Дверь отворилась, и глазам явилась простая гостиная и приветливое мерцание углей в очаге.

– Хорошо проделано, – сказал он. – Настойчивость – это недооцененная добродетель. Там есть лошадь?

Энн покачала головой. Она наклонилась, чтобы помочь ему встать.

– Там лежит свежий навоз и остались следы. Повозку вывезли сегодня рано утром, как мне кажется. Может быть, Кеньоны уехал в город?

Его глаза блестели от скрытого удовольствия, словно он подсчитал возможности и обрадовался тому, как выпали кости. Она протянула пальцы. Его взгляд скрестился с ее взглядом. Одной рукой он схватил ее руку, а другой обхватил Энн за шею. Его гибкие пальцы запутались в ее волосах. Радость распространилась от глаз к губам. В ее крови жар запрыгал, как блуждающий огонек.

– Значит, сегодня базарный день, – сказал он. – Итак, я состязаюсь с судьбой и проигрываю.

Энн посмотрела ему в глаза, а он притянул к себе ее лицо и поцеловал холодными губами в губы.

Ее рот мягко покорился, поддаваясь сладкому прохладному нажатию. Она приросла к месту, словно ее парализовало. Ее тело растаяло, когда его губы прижались к ней. Он просунул кончик языка ей в рот. Пряди пламени помчались, заставляя ее сердце биться в новом бешеном ритме; Греховное, сбивающее с толку ощущение.

После дразнящего легкого удара языка Джек убрал ладонь с ее шеи. Энн прижала свободную руку к губам. Она чувствовала себя очарованной и развращенной одновременно. Ей хотелось, чтобы он снова целовал ее. Только одно прикосновение, одно мгновение холодных губ к губам, и ей хочется отдать ему весь мир?

– В знак благодарности, – сказал он, сжимая ее пальцы. – А теперь давайте войдем в дом и обсушимся.

С сосредоточенной решимостью он встал, и она помогла ему переступить через порог.

Запах леса и дождя, холодный и свежий, исходит от ее кожи. Ее рука крепко обвивает его за талию. Ее хрупкие, решительные плечи прогнулись под его рукой.

Все завертелось, кружащееся и легкое, как одуванчик. В голове у него стучало. Он почти ничего не видел.

– Сюда, – сказала она. – Садитесь сюда.

Джек распростерся на деревянном диванчике и откинул голову на его спинку. Он смутно видел только ее лицо, удивленное, потрясенное, горящее румянцем после того, как он поцеловал ее. Такой осторожный, дразнящий, маленький поцелуй! Ее губы стали мягкими – бесхитростная покорность. Ее невинный рот приоткрыт – естественный, неумелый призыв. Пронзительно притягательно – притягательнее, чем он мог себе представить!

Ему хочется повторить. Он громко рассмеялся над собственным безумием.

– С вами все в порядке? – Нимб разноцветных огней пылает над ее волосами, словно она прошла сквозь радугу.

– Да. Да. Я безумен, мисс Марш, а вы ангел.

– Наверное, мне нужно позаботиться об огне. – Голос Энн звучал напряженно и неловко.

Ее ботинки хлюпали, когда она выходила из комнаты. Вскоре она вернулась и принялась возиться у очага. Пламя раскинулось звездными искрами.

Она выпрямилась и посмотрела на него, окутанная сине-золотым сиянием, как Мадонна.

– Могу ли я воспользоваться и другими вещами? Скажем, сухой одеждой?

– Одеждой, едой, питьем, всем, чем нужно. Этот коттедж принадлежит моему отцу.

Огонь разгорелся, и Джек потянулся к теплу. Дождь барабанил по стеклу, пламя потрескивало. Верблюды шагают ровно, шаг, шаг, шаг, кисточки покачиваются в такт. Выжженные камни простираются до горизонта. В холодной темноте шелковой палатки ему улыбается женщина. Открывается ему. Экзотический мускусный запах исходит от ее рук и податливых бедер, медлит в расщелинах ее тела…

– Вы проснулись?

Джек попытался сосредоточиться. Шерстяное одеяло укутывает его грудь и плечи, хотя рубашка прилипла к спине. Мадонна в золотистом ореоле стоит над ним, немного нахмурившись, но мокрого синего платья на ней уже нет. Ее новое платье – из белого муслина, простого покроя. Девственница.

– Вы переоделись, – сказал он. – И причесались.

Она опустила глаза, нервными пальцами перебирая юбку. Волосы лежат, влажные, прямые и блестящие, поверх темной шали с узором пейсли[3], которую она набросила на плечи.

– Должно быть, у миссис Кеньон почти такой же размер одежды, что и у меня. Ее вещи очень мне подошли, даже ботинки. Надеюсь, она не станет возражать.

– Она не станет возражать.

– Я и для вас нашла кое-какую одежду. – Она указала на груду вещей, лежащих на деревянном кресле у очага. – Вы простудитесь, если не снимете с себя мокрое. – Под облаком просыхающих волос ее лицо казалось затуманенным, хотя щеки цвели, точно дикие розы. – Если вы не можете сами, я вам помогу. Я могу хотя бы снять с вас сапоги. И я могу промыть рану у вас на виске. Я принесла теплой воды. – Она кивнула в сторону столика.