– Вы все еще хотите сделать мне повязку из вашей нижней юбки?

Розовые розы стали малиновыми.

– Я нашла чистую ткань, моя нижняя юбки вся в грязи. Джек откинулся назад и прикрыл глаза.

– Промывайте, если вам так хочется. Делайте что хотите. Я не буду вам мешать.

Ее пальцы робко прикоснулись, когда Энн стала промывать ему висок. Вода жгла, как змеиный укус, и оставила новую мокрую дорожку на его волосах. Он решил, что это к лучшему.

– Ну вот, – сказала она. – Кроме небольшого синяка, теперь это выглядит не так уж плохо. Я даже не уверена, нужно ли, в конце концов, вас перевязывать.

Джек открыл один глаз. Она поставила тазик и нагнулась, чтобы стянуть с него сапоги.

– Нет, – сказал он. – Может быть, голова у меня все еще немного и кружится, однако я могу одеться сам.

– Тогда я пойду на кухню. Я бы приготовила чаю, но чайница заперта. Дверь туда, где, как мне кажется, находится буфетная, тоже заперта, а вода из помпы грязновата, не пригодна для питья. Колодец, вероятно, переполнился. Но я нашла вон там домашнее сливовое вино. – Она указала на буфет в углу. – Хотите выпить? Оно очень хорошее. Я не знаю, что еще можно делать, кроме как ждать, пока Кеньоны не вернутся домой.

Он постарался, чтобы его голос звучал спокойно – героический подвиг, поскольку его охватила язвительная радость:

– Увы, мисс Марш, они не вернутся. Она наморщила лоб.

– Не вернутся?

– Они, должно быть, уехали сегодня утром в Блэкдаун-Эббас. Благодаря злому своеволию судьбы река задержала их на той стороне брода, а мы украли единственную на несколько миль лодку. Представляю себе, как Кеньоны сейчас уютно сидят в «Ройял-Оук» на рыночной площади, намереваясь провести там пару дней.

– Значит, сюда вообще никто не придет? – Она села. – Нам придется остаться здесь на ночь?

– Если только вы не пожелаете, чтобы я прошел десять миль до Уилдсхея сейчас. Я пройду, если хотите. По эту сторону разлива нам больше не от кого ждать помощи.

Он мог – хотя это и потребовало бы величайших усилий воли – добраться до Уилдсхея, если бы захотел. Но он не мог оставить ее одну. И он не потащит ее в бурю и тьму, чтобы она служила ему, полуслепому, поводырем. Он уже ступил на новую тропу, что разворачивалась перед ним, как Шелковый путь.

– «Посему не заботься о завтрашнем дне, – добавил он почти про себя. – Ибо завтрашний день позаботится сам обо всем. Довлеет дневи злоба его».

– Здесь такая беда, а вы смеете в шутку цитировать святого Матфея?

– В шутку? Я, мисс Марш, возможно, и язычник, но я не всуе применяю эти святые слова. Я живу по ним.

– Нет, не живете, – сухо сказала она. – Вы все время думаете о завтрашнем дне, как и я. Таковы люди.

Он рассмеялся, хотя ему было больно.

– Значит, меня поправили.

– Когда вы оправитесь настолько, что сможете хотя бы стоять самостоятельно? – Она посмотрела на дождь, непрестанно бьющий по освинцованным окнам, потом прикусила губу, словно решившись на что-то.

– Вы не можете пойти одна, – сказал Джек. – Вы не знаете дороги.

– Да. – Она сглотнула, потом лучезарно улыбнулась. – И кроме того, я не умею плавать.

Джек откинулся назад, восхищенный ее смелым юмором, и провел рукой по своим, предавшим его, глазам.

– Так что там за вино, мисс Марш? Однажды меня так же мучила жажда, если мне не изменяет память, когда оказалось, что долгожданный колодец пересох, а до следующего был еще целый день пути…

Она повернулась и двинулась, покачиваясь, словно лодка, спокойно плывущая по неровному каменному полу. Белое платье сверкнуло. Две бутылки и два стакана, один уже использованный, стояли на столе у очага.

Заставив руку не дрожать, Джек ухватил свой стакан. Вкус сливы сладко прошел по горлу и проник в грудь обжигающим жаром. Он чуть не поперхнулся. Это не вино – это бренди деревенской варки, медовый вкус которого скрывает чрезвычайную крепость напитка.

– Вы это пили? – спросил он. – И много?

– Два стакана. – Она налила себе еще, немного пролив на стол. – Мне хотелось пить. Оно хорошее, правда?

– Хорошее, только совершенно неподходящее для молодых леди.

Она хихикнула, отчего кончик ее носа очаровательно шевельнулся.

– Это сливовица, – сказала она. – Моя матушка делает такое же вино, и мы все его пьем. А еще я нашла хлеб и сыр на кухне. Я приготовлю поджаренный сыр, хотя это не очень-то изысканный обед для сына герцога, не так ли? Джек откинул одеяло, от его сапог поднимался пар.

– Все пошло не так, как я думал, – сказал он. – Мы отданы на произвол судьбы, мисс Марш.

Она проглотила еще бренди, словно то был лимонад.

– Только потому , что этого захотел лес. Как вы думаете, у деревьев есть свои планы?

– У древних лесов, как вот эти? Со времен норманнского завоевания они размышляют о том, как бы им выжить, хотя маловероятно, что их как-то особенно заботят столь ничтожные создания, как мы.

– А напрасно, – сказала она, – у нас есть топоры.

Он не мог не рассмеяться, хотя от этого из глаз у него посыпались искры. Она удивительная, она сама не знает, какая она замечательная. Ее храбрость и остроумие для него как вода в пустыне.

– Жарка сыра даст вам возможность пристойно пребывать на кухне, пока я вожусь со своим мокрым бельем и проклятой обувью.

Она медлила, держа в руке полупустую бутылку и свой стакан. Ее волосы греховно струились, блестя поверх шали. Ее тело дрожало, как лилия на весеннем ветерке, но вот она повернулась и исчезла, после чего он встал и снял рубашку. Жар от огня омыл его холодную кожу. Он запустил руки в мокрые волосы и уставился на огонь. Это у Дикого-то Лорда Джека темнеет в глазах и кружится голова!

Рана на виске горела, другая болезненная шишка вздулась на затылке. Пожав плечами, он начал расстегивать брюки. Потом вспомнил: он так и не снял эти чертовы сапоги. Он наклонился, чтобы стянуть их.

Тихий шелест послышался у двери. Джек оглянулся. Мадонна сияла там, как призрак, хотя лицо ее горело, как угли.

– Я думала… Я полагаю, что вам не стоит переодеваться, раз это так трудно, – сказала она. – Я могу принести вам ночную рубашку или еще одно одеяло, если хотите. Я ничего не имею против. Может быть, когда мы поедим, будет лучше, если вы просто ляжете в постель?

Джек мрачно усмехнулся. Он смотрел на нее, наслаждаясь золотистым блеском ее волос. Все его существо жаждало этого света, он готов был променять самоуверенность своего одиночества на чистое сияние именно этой англичанки.

– При теперешних обстоятельствах не так-то просто лечь в постель, – сказал он.

Энн понимала, что ей нужно выйти, но все же продолжала стоять в дверях. От бренди у нее слегка мутилось в голове, но лорда Джонатана она видела вполне отчетливо. Его темные волосы завивались, коричневая кожа сверкала, как полированная. Энн зачарованно смотрела на него, борясь с любопытством, страхом и смятением.