По свидетельству Одона Дейльского, король, восхищавшийся тамплиерами, пожелал, чтобы их боевой дух охватил остальную часть армии: «Даже если голод ослабит их, единство духа укрепило бы их». Но Людовик получил даже больше того, на что рассчитывал. Одон подробно описал, что́ именно тамплиеры предприняли, чтобы вывести крестоносцев из того отчаянного состояния, в которое те погрузились после поражения на горе Кадмус:

Во главе всего войска был поставлен храмовник по имени Жильбер. Из французских рыцарей сформировали отряды по пятьдесят человек, каждым из которых командовал тамплиер, подчинявшийся Жильберу. Братья ордена сразу же начали обучать крестоносцев искусству сражаться с турками.

Одной из важнейших обязанностей каждого рыцаря или сержанта-тамплиера, четко прописанной в уставе, было повиновение. «Если что-либо приказывается магистром или тем, кому он дал полномочия, это должно быть выполнено без задержки, так, как если Христос сам приказал это, – говорилось в уставе. – Ни один брат не может ни сражаться, ни отдыхать по своему желанию, но только по приказу магистра, которому все должны подчиняться»[174]. Удержание боевого порядка всегда признавалось важнейшей задачей воинов, но на горе Кадмус, когда всех охватила паника, никто не обращал внимания на приказы: солдаты либо бежали, либо сражались, как сами считали нужным. Это необходимо было изменить. Принимая присягу братства тамплиеров, каждый из воинов-пилигримов Людовика клялся подчиняться Жильберу и его помощникам: твердо стоять в строю или прятаться в укрытии, как будет приказано. Людовику VII никогда не удавалось добиться от своего войска такого повиновения, и эффект не замедлил сказаться.

Крестоносцам также разъяснили тактику турок и научили, как противостоять им. Конные лучники были смертельно опасны, но предсказуемы: их способ ведения войны совершенствовался на протяжении тысяч лет, и ставку они делали на стремительные атаки из засады, которые Одон Дейльский видел своими глазами и, проникнутый ужасом, в подробностях описал. Всадники в круглых шлемах, с закрепленными на поясе колчанами оперенных стрел, возникали перед врагом внезапно[175]. Бросившись в атаку, в последнюю секунду они натягивали поводья своих лошадей, разворачивались и скакали прочь, пуская залпы стрел и оставляя истекающего кровью противника в смятении. Эти атаки накатывали волнами: лучники исчезали за градом смертоносных стрел, меняли коней и возвращались для нового налета. Они умели управлять своими великолепно обученными боевыми лошадьми, некрупными, весом в триста пятьдесят – четыреста килограммов, с помощью одной руки или вовсе без рук. На полном скаку турки натягивали тетиву лука и стреляли с поразительной меткостью из-за шеи или головы лошади либо свесившись на бок[176]. Небольшие группы всадников атаковали одна за другой, не давая противнику прийти в себя. Если же им нужно было сражаться в ближнем бою, всадники убирали луки за спины и бились мечами либо метали копья, хотя с западными франками это было рискованно: те, как правило, имели более тяжелые доспехи и в схватке один на один чувствовали себя куда увереннее.

Без сомнения, это был коварный и опасный враг, сеявший ужас в рядах французов. Но он не был непобедим, и тамплиеры научили своих новых братьев противостоять ему. Главным было не впадать в панику при внезапном нападении и сохранять дисциплину, чтобы организовать контратаку. Одон Дейльский описал стратегию тамплиеров так:

Во всем этом не было ничего нового. Тот факт, что крестоносцев Людовика пришлось, словно зеленых юнцов, учить выполнять приказы и сохранять боевой порядок, показывает, как плохо они были подготовлены изначально[178]. Тем не менее ведомая новыми командирами армия крестоносцев преодолела горы и, ко всеобщей радости, вышла на равнину.

В песне, которая в 1146 году воодушевляла крестоносцев и в восторженных выражениях призывала идти в поход с Людовиком и освободить Эдессу, были такие слова: «Желает Бог, чтоб на турнире / Сошлись друг с другом Рай и Ад» (Deus ad un turnei enpris / Entre Enfern e Pareïs)[179]. И вот теперь крестоносцы продвигались в сторону Адалеи, что на южном побережье Малой Азии, и этот турнир все продолжался. Турки неотступно следовали за ними.

Первое испытание пришло, когда войско попыталось пересечь болотистую местность, через которую на расстоянии полутора километров друг от друга протекали две реки. Первая переправа далась с трудом: ослабевшие от голода лошади увязали в прибрежной грязи, и истощенным, изнуренным людям приходилось их вытягивать.

Дорога ко второй реке проходила между двумя утесами – идеальное место для засады: с вершин скал можно было обстреливать идущую внизу армию. Новое командование было начеку. Вперед отправили рыцарей, чтобы они закрепились на утесах прежде турок. Крестоносцы успели занять одну скалу, их мучители – другую. Всем своим видом турки выказывали неустрашимость. Одон Дейльский рассказывает, что они «рвали волосы с головы и бросали их на землю, и этим показывали нам, что их не испугать и они не уйдут с этого места»[180]. На этот раз, однако, и крестоносцы были настроены решительно. Дорогу между утесами перекрыли, а пехотинцам приказали стремительно напасть на позиции турок. Крестоносцы явно превосходили их числом, и вскоре турки бежали прочь, преследуемые противником. Когда они спустились со скалы в топь, их настигли и порубили мечами. Одон Дейльский радовался, отмечая, что неверные «нашли смерть и могилу в месте столь же нечистом, как и их души»[181].