Мне хотелось заткнуть уши, однако то, что говорил Голос, нравилось мне больше, чем то, что твердило сознание. Я подняла руку, чтобы вытереть пот со лба, и сморщилась от боли, когда соль с руки попала в рану на лбу. Это напомнило мне о важном деле. Я встала и отправилась вниз, промывать и перевязывать раны. Мне не нравилось это занятие, но, когда бинты становились грязными и ходить с ними было уже негигиенично, выбора не оставалось: я жутко боялась, что раны загноятся.

Внизу пол по-прежнему был завален всяким хламом. Пайол в каюте был сорван. Я обнаружила, что легче передвигаться в обход, наступая на днищевой шпангоут и на скулу, чем пытаться определить, на какую часть пайола наступать безопасно, а на какую нет. Рассыпавшаяся фасоль дала ростки, а овсянка превратилась в труху. Время от времени какая-нибудь проржавевшая банка лопалась, начиная вонять, и тогда я вышвыривала ее за борт. В общем, для моих нервов и обоняния было полезнее оставаться наверху.

Наконец неприглядная реальность жизни в свинарнике сделалась слишком очевидна. Я больше не могла выносить грязь и вонь. И Голос подхватил:

– Здесь мерзко.

– Я знаю.

– Надо бы продолжить уборку.

– Не думаю, меня от нее тошнит.

– Тебя будет тошнить меньше, если ты все приберешь.

– Сам прибирай.

– Это твоя работа.

– Я на вахте, так что это не моя работа! – сказала я задиристо.

Постояла минуту, пытаясь понять, кто победит: Голос или я.

В итоге до меня дошло, что в этой ситуации победителя не будет. Я зачерпнула в ведра соленую воду и принялась тереть. Когда сил продолжать больше не было, я решила собрать банки с едой и сложить их горкой на камбузе. В который раз меня вывело из себя битое стекло – не стоило брать на борт столько стеклянной тары.

Занимаясь уборкой, я то и дело перешагивала через сдутую и скатанную оранжевую спасательную лодку, и это раздражало. Хотя она весила целую тонну, я поставила перед собой цель. Я тащила и толкала лодку через всю каюту, потом вышвырнула в кокпит. Как только лодка оказалась наверху, я перекатила ее на корму и прикрутила к лееру у левого борта.

Вернувшись вниз, я нашла три пластиковые бутылочки с лосьоном для рук и тела. Должно быть, это запас хозяйки яхты, Кристины, решила я. Кристина – женщина красивая. Эх, вот бы снова почувствовать себя красивой.

Я подошла к зеркалу и уставилась на свое отражение. Даже несмотря на загар, лицо выглядело бледным; черты заострились. Дополняли картину мешки под глазами, недовольная гримаса, искривившая рот, и грязная повязка на лбу. Все это великолепие венчала бандана в «индийских огурцах». Интересно, кто это я, Королева Обреченных? Я щелкнула крышкой на бутылочке и понюхала лосьон. Он пах чудесно, чем-то свежим, чистым, цитрусовым с цветочными нотками. Я выдавила немного на ладонь и втерла в щеку. Он был прохладным, успокаивающим. Я намазала другую щеку, потом веки, нос, подбородок, стараясь не прикасаться к раненому лбу.

Я попыталась улыбнуться отражению в зеркале, но безуспешно: губы пересохли и растрескались. Как следует смазав их лосьоном, я попробовала счистить сухие корки, однако это не особенно помогло. Вид у меня был такой странный, что я пугала сама себя, но не желала признавать, что вижу в зеркале человека, терзаемого мучительными страхами. Это было залогом спокойствия: стоит только углубиться в это чуть сильнее, и тут же затянет на дно.

Я отвернулась от скорбного образа в зеркале, пробралась к дивану в салоне, села и обильно намазала лосьоном обе руки сверху донизу. От холодящего прикосновения по коже тут же побежали мурашки, но нежный крем мгновенно напитал кожу, заставив их исчезнуть так же быстро, как появились. Кожа жадно впитывала лосьон. Я много времени провела, питая каждую пору тела. Намазала между пальцами ног, шею сзади, даже подмышки. И мне все было мало. Закончив наконец, я поняла, что почти опустошила бутылочку.

Защелкнув крышку, я оглядела каюту и подумала: к чему вообще переживать из-за какого-то беспорядка?

– Потому что здесь по-прежнему воняет, ты что, забыла? Ты же не закончила уборку.

Глубоко вздохнув, я подняла свои штормовые штаны, чтобы повесить в шкаф. В шкафу обнаружился какой-то тяжелый металлический предмет, втиснутый по диагонали. Предмет был завернут в полотенце, – откинув угол, я увидела дуло винтовки.

– Нет, нет-нет-нет, – сказала я и грубо оттолкнула винтовку к дальней стенке, засунула туда же штаны и захлопнула шкаф.

Я опустилась на колени и принялась вычищать рундук под диваном. Когда я залезла под сиденье поглубже, то нащупала что-то холодное и быстро отдернула руку. Взяв фонарик, я посветила в дальний угол. Жестяные коробки. Дотянувшись до них, я извлекла коробки на свет божий. Сигары! Какого черта сигары делают на борту? Я не замечала, чтобы Питер, владелец яхты, курил сигары. Может, для обмена. Я сорвала печать и подняла крышку коробки. Аромат на самом деле меня подбодрил. Раньше сигареты и сигары вызывали у меня отвращение, но сегодня я обрадовалась им, как напоминанию о привычной жизни. Их аромат дарил ощущение, что я нахожусь в реальном мире.

Я засунула руку под диван еще глубже и выудила большую жестянку с печеньем «Арнотт».

– Ух ты! – Я удивила сама себя. Должно быть, аппетит возвращался. Я сорвала крышку и съела одно печенье, смакуя каждую хрустящую крошку.

– Что еще таится в этой золотой шахте? – Зайдя сбоку, я снова нырнула под диван. Кончики пальцев заскребли по картонной коробке. Судорожно вцепившись в тяжелую коробку, я вытащила ее из-под дивана. Разорвав сверху картон, обнаружила упаковку пива «Хинано» – наше с Ричардом любимое.

– Боже, да этим можно хорошенько наклюкаться, – сообщала я в пустоту. – Могу поспорить, если выпью все, то умру от алкогольного отравления.

– А смысл?

– Смысл в том, чтобы перестать вспоминать хорошие времена, в которые я уже никогда не вернусь.

– Ты что, жалеешь, что у тебя были эти хорошие времена?

– Да я бы не отдала их ни за какие сокровища!

– Тогда наслаждайся воспоминаниями о них.

По временам я ненавидела Голос. Он лупил меня логикой при каждом удобном случае. Никакого сочувствия к моему положению. Прихватив бутылку пива, сигару, открывалку и несколько водостойких спичек с камбуза, я отправилась на палубу. Ветра не было, солнце садилось. Усевшись верхом на гик, я откусила кончик сигары в точности так, как видела в кино, и выплюнула его за борт. Сунула сигару в рот, зажав передними зубами, и поднесла к кончику зажженную спичку. Давясь дымом и кашляя, я наконец-то сумела ее раскурить. Открыла «Хинано», выбросив крышку и проследив за ее полетом. Хотя пиво было теплое, на вкус это был настоящий нектар. Ощущая себя Тутанхамоном на троне, я сидела, бездельничая, и размышляла о том, что вот прошел еще один день.

Интересно, вон та яркая звезда у самого горизонта, такая, с красным оттенком, может быть Фомальгаутом, глазом Piscis Austrinus, Южной Рыбы? Я знала, что Фомальгаут была одной из четырех самых главных звезд древней астрономии. Поблизости не было видно других ярких звезд, должно быть, и правда Фомальгаут. Позже я увидела Водолея, Aquarius, и отыскала кувшин, из которого он поливает Южную Рыбу. Когда последний свет покинул небо, в поле зрения галопом ворвался крылатый конь Пегас – Пегас, родившийся из крови горгоны Медузы со змеями вместо волос. В мифе говорится, что Персей убил Медузу в одном из своих героических деяний. Рассматривая небо дальше, я нашла Grus, Журавля, и Lacerta, Ящерицу. А если всматриваться внимательнее, не найду ли я Ричарда, пропавшего человека? Мысленно я нарисовала благородное лицо Ричарда, вписав в квадрат Пегаса. Если бы только мы могли вместе сидеть верхом на гике, курить сигары и пить теплое «Хинано». Если бы только…