– Я же тебе уже сказала…

– Ты мне ничего так толком и не ответила! – возразил Роман и почесал щеку. – Я же тебе все отправил, все фотографии, ссылки. Ты смотрела?

Конечно, Октябрина смотрела. Место Роман выбрал сказочное, вот только делить эту сказку с ним не хотелось.

– У меня сейчас нет денег на эту путевку. Мои финансы поют романсы.

– Да причем тут твои финансы! – воспротивился Роман. – Я тебе все оплачу! Все перелеты, отель, экскурсии. Не нравится туда, поедем в Стамбул, если хочешь.

– Ром, не надо, пожалуйста. Это того не стоит.

– Нет, это того стоит! – Роман поднялся над столом и наклонился так, что Октябрине казался даже жутким. – Я хочу эту поездку, понимаешь? Я хочу отдохнуть с тобой, полежать на пляже, уединиться в конце концов так, чтобы не думать о других. Неужели тебе этого не хочется? Мы толком времени вдвоем не проводим!

Октябрина поводила пальцами по кружке. Ей, может, тоже хотелось полежать на пляже и уединиться в номере, но в фантазиях рядом с собой она никогда не видела Романа.

«Интересно, почему я не могу сказать ему прямо? Хочу, а рот не открывается», – подумала Октябрина. Про себя она сотни раз отказывала ему, уходила, стирала его номер из телефона. Но в реальности не могла даже сказать «нет», когда понимала, что на «да» сил не хватит. Взамен не говорила ничего, а молчание воспринимали за согласие.

– Я… – начала было Октябрина, но тут в дверь позвонили.

У девушки кровь прилила к ногам.

– Это кто? – прошептала она.

– Жена, наверное, – спокойно ответил Роман и побрел к двери.

– Ты что! – Октябрина схватила его за руку и остановила. – А мне, мне что делать?

– Да ничего, сиди. Да сиди уже, сиди!

Октябрина как в кино наблюдала, как в прихожую вошла Екатерина Андреевна. Низкая полная женщина с добродушным лицом. Роман поцеловал ее в щеку, подал вешалку и улыбался. Женщина сняла курточку, повесила ее на вешалку, сказала что-то Роме и хотела уже пойти в ванную, мыть руки, но увидела незнакомку в кухне и прошла в арку.

Октябрина слышала, как сердце гулко билось в груди. Кажется, оно медленно поднималось по горлу к ушам.

– Здравствуйте! Вы, наверное, секретарша Романа? – спросила Екатерина Андреевна и улыбнулась.

Морщинки в уголках глаз, пухлые, накрашенные алой помадой губы, ухоженные волосы, новый маникюр. Октябрина всегда мечтала видеть маму такой, а теперь смотрела на женщину, которую помогала обманывать.

К горлу подступила кислая тошнота.

– Да, здравствуйте. Вы, наверное, Екатерина Андреевна? – выдавила Октябрина и, когда увидела, что женщина улыбнулась еще раз, продолжила. – Роман Александрович мне про вас много рассказывал.

– Ой, это он умеет, – сказала Екатерина Андреевна и повернулась к мужу. Роман стоял в проходе арки и кивал так, словно ничего не происходило.

Октябрина готова была умереть на месте, если бы ее после этого простили.

– Как у вас много работы! – вздохнула Екатерина Андреевна. – Тяжело, когда в офисе ремонт. Но ничего, скоро закончится. А вы, простите, вашего имени…

– Ксюша. Ксения Евгеньевна, – сказала Октябрина и даже не хотела смотреть на побелевшего Романа. Она глядела на Екатерину Андреевну и надеялась, что взглядом сможет искупить вину.

– Ксения Евгеньевна, очень приятно. Вы бы перекусили, так долго сидеть! Я приготовила пирог, он в холодильнике. Сейчас, подождите, я помою руки и вам разогрею!

Екатерина Андреевна в самом деле бы пошла разогревать пирог и заваривать новый чай. Более того, она выглядела как та гостеприимная хозяйка, которая села бы за стол, начала бы расспрашивать о жизни, кивать и улыбаться. Октябрина сразу представила, как разрыдалась бы за столом, поднялась с места, скрючилась. Ее бы вывернуло на пол прямо у стола от отвращения к себе. Октябрина поднялась с места и сказала:

– Нет, спасибо, Екатерина Андреевна, но мы закончили. Роман Александрович меня как раз отпускал.

– Правда? Что же, жаль. – Екатерина Андреевна сказала это так, словно ей на самом деле жаль. – Надеюсь, мы с вами еще увидимся!

Октябрина буркнула что-то похожее, но уже не услышала своего ответа. На автомате она оделась, обулась. Роман говорил что-то на прощание, но Октябрина не слышала. Она вышла в подъезд, пробежала по лестнице несколько пролетов, прошлась по улице до соседнего двора, остановилась у лавочки и, не в силах больше нести свое унижение, упала на прохладную лавку и расплакалась. Слезы обожгли щеки. Октябрина прижала руки к губам, вдавила ладонь так, чтобы не закричать, и окропила пальцы соленой влагой. Ногами она уперлась в землю, чтобы не упасть. Октябрина подняла голову, и серое небо завертелось перед глазами. Крыши домов, глаза квартир, рты дверей смеялись над ней. Казалось, нельзя придумать ситуации более унизительной, но Октябрина, кажется, решила собрать коллекцию унижений.

«Так дальше нельзя, я так больше не могу!» – подумала Октябрина. Все слезы, которые она удерживала в себе последние встречи, полились на песок детской площадки. Вдалеке прогремел гром. Октябрина потерла пальцами глаза, и по площадке запрыгали красные мушки.

Дождь, пусть пойдет дождь и смоет ее позор. Пусть смоет ее в канализацию. Казалось, сейчас ей там самое место.

Идти домой нельзя – куда идти? Некуда. Возвращаться тоже не хотелось, как и проходить мимо дома Романа. Октябрина приняла единственное решение, которое тогда показалось ей верным, – зайти в кофейню, купить кофе, умыться в туалете, кое-как привести себя в порядок, а потом уже решать, где провести остаток дня. И если с кофейней и холодной водой проблем не было, то со второй частью плана все оказалось не так просто.

Почти весь день оставшийся Октябрина бродила по центру. Без цели она забредала в магазины, плутала между витринами, но сквозняк кондиционера выносил ее на улицу. Она смотрела на сувениры, глядела на одежду в бутиках и даже заходила в кафе, листала меню, но нигде не могла задержаться дольше, чем на пять минут. Призраком она болталась по улицам, пока не увидела вдалеке трамвай. Противиться единственной светлой мысли Октябрина не смогла, достала из кармана мелочь и взобралась в пахнущий влагой, сушками и мокрой травой трамвай. Она знала – он привезет ее туда, куда требует немая душа.

Домик «для всех» в этот пасмурный вечер казался заброшенной лачужкой на краю мира. За накинувшимися на город тучами пропал завод и железнодорожная станция, а дом Арсения стоял, одну ногу свесив над пропастью, и качался.

Арсений открыл через минуту. В белой кофте, босиком. Он выглядел бодрым, но обескураженным.

– Привет. – выдохнул он. – Что-то случилось?

Октябрина по дороге до него репетировала речь, про себя проговаривала ее спокойно,