– Вероятность этого я не отрицаю. Потому что не вижу другой причины, почему двух совершенно разных людей убили одним и тем же способом. И как раз поэтому предполагаю, что кто-то попытается воспользоваться ситуацией, как и сто лет назад, и решить свои собственные проблемы, отрубив кое-кому голову. Есть в этом логика?

Бондарь неторопливо поднялся из-за стола, прошелся по кабинету, потом вернулся обратно и оперся о подоконник.

– Есть. Признаю – есть. Но нужен весьма утонченный преступный ум, чтобы сегодня буквально воспроизвести историю столетней давности. Вернее, нужны два ума: опасно больной и опасно здоровый, как у какого-нибудь корифея преступного мира. Сумасшедший должен проникнуться легендой о Безголовом настолько, чтобы взяться за топор. А хладнокровный и вполне вменяемый преступник должен не только молниеносно среагировать на это и начать, как вы выразились, решать свои проблемы, но и быть, в свою очередь, человеком неподсудным. И знаете почему? – Он оттолкнулся от подоконника и наклонился ко мне, опираясь сжатыми кулаками о столешницу. – Даже среди прирожденных убийц мало найдется таких, кто способен одним ударом отделить голову от мертвого тела. Задушить способны многие. Расчленить – единицы. И вы, юрист, понимаете это не хуже, чем я, историк, далекий от таких вещей. Но, – Бондарь изменил тон и, слегка оттолкнувшись от стола, снова отвернулся к окну, – несмотря на кучу противоречивых суждений, я вполне согласен с вами в одном: с подобными вещами соваться в милицию не стоит. И вы правильно поступили, обратившись ко мне. Надо же когда-то выговориться…

– А вы, как я посмотрю, еще и психолог.

– Ничего сложного в этом нет, – развел руками директор. – Чем я еще могу помочь? Только выслушать вас и признать, что да, именно я выпустил джинна в виде легенды о Безголовом из бутылки…

Сказать или нет? Попросить или промолчать?

– Не сочтите это уж совсем нахальством, но, может, вы проведете лично для меня небольшую экскурсию по развалинам имения Ржеутских?

* * *

Никогда еще я не бывала так близко к этому месту. И только теперь, подойдя вплотную, поняла, как выглядят дома-призраки. В таких местах просто обязана водиться нечистая сила. А тот, кто в нее не верит, поневоле изменит свою точку зрения.

В действительности вблизи заброшенный и полуразрушенный дворец господ Ржеутских вовсе не выглядел замком Дракулы или подобной обителью зла. Пока мы ехали сюда, Бондарь успел коротко рассказать о том, что мощные стены и башни этого сооружения продержались почти до самой войны. В ходе боевых действий артиллерия обеих воюющих сторон основательно разрушила стены, а спустя некоторое время советские пушки, выставленные на прямую наводку, начисто смели башни, где засели немецкие пулеметчики. От некогда цветущего имения остались только стены, обломки кладки и кое-где некое подобие потолочных перекрытий, пробитых во множестве мест и постепенно осыпающихся. Привести в порядок этот остов пытались не раз, но дальше субботников по расчистке территории и вывозу мусора дело так и не пошло.

Тем не менее какая-то непонятная и жутковатая атмосфера окружала это место.

Мы неторопливо обошли руины. Оконные проемы таращились на нас, словно пустые глазницы. Некоторые из них были крест-накрест заколочены почерневшими от времени досками. На других болталась лишь одинокая доска на ржавом гвозде. Поднявшись на цыпочки, я попыталась заглянуть внутрь. Оттуда пахнуло пустотой, каким-то зверьем и общественным туалетом.

– Хотите войти? – поинтересовался из-за моей спины Бондарь.

– Как-то не очень, – поморщилась я.

– Здесь чего только не бывало. Бомжи подночевывают, это само собой. Когда-то, лет пятнадцать назад, милиция целую банду оттуда выкуривала. Помните времена, когда все вокруг стреляли? Эти отморозки взяли обменник в Хмельницком, доехали на машине до Подольска, а тут у них бензин кончился. Тогда они спрятались сюда, под защиту господских стен. Менты их окружили, чуток постреляли, и те сдались. Одна газетка как-то заявила, что здесь место сборища сатанистов. Меня буквально заколебали этими сатанистами – полгода от журналистов отбивался.

– А сатанисты были на самом деле или нет?

– Курицу с отрубленной головой неподалеку кто-то нашел – вот вам и все сатанисты!

И все-таки я решила рискнуть. Попросила Бондаря подсадить меня. Он аккуратно, но крепко взял меня за талию, я подтянулась на руках, оперлась коленом о подоконник и спрыгнула внутрь. Отряхнулась, подняла голову. Потолка не было – надо мной, очерченные прямоугольником стен, ползли серые тучи.

Если я и надеялась что-то обнаружить здесь, то напрасно. Вокруг – раскрошившийся кирпич, щебень, битое стекло. Кто бы ни стоял на обломке стены вчера ночью, следов его присутствия не осталось.

Осмотрелась. Не знаю, что было в этих покоях раньше. Может, спальня для гостей, может – детская, вполне вероятно – будуар. Теперь здесь пустота, а о присутствии людей напоминают только надписи на стенах. Там пацифик, здесь свастика, правда, какая-то перекошенная, обведенная окружностью и жирно перечеркнутая белой линией из баллончика с краской. Естественно, мат, куда ж без него. И любительские порнографические картиночки, и просто рисунки, напоминающие детские упражнения. Среди них выделялся идеально правильной формы задранный ввысь половой член, снизу обрамленный полушариями яичек. На головке пририсованы глаза, нос, полукружие улыбающегося рта, из которого вылетает пузырь с надписью «В атаку!».

Все ясно. Чужие тут не ходят, призраки не водятся.

Продолжая рассматривать граффити, я стояла спиной к щербатой дыре, на месте которой когда-то была дверь. Позади послышался шорох. Оцепенев, я вся превратилась в слух, одновременно убеждая себя, что мне почудилось. Никого здесь нет. Шорох повторился, и это, как ни странно, вывело меня из оцепенения. Медленно повернувшись всем корпусом, я увидела пса с болезненно красными, гноящимися глазами. Пес стоял в дверном проеме и таращился на меня, слегка склонив голову вправо. Я не особенно разбираюсь в породах, но этот пес, явно бродячий, походил на овчарку. Однако его мамаша явно крутила сразу с несколькими злющими дворовыми кобелями, сорвавшимися с цепи.

Пес сделал шаг ко мне.

Я начала приседать, не спуская глаз с животного. Под ногами куча обломков кирпича, моя правая рука уже готовилась схватить первый попавшийся.

Пес глухо зарычал.

Я уже почти сидела, рука нащупала камень.

Пес зарычал громче, а затем коротко и звонко тявкнул.

Я швырнула половинку кирпича прямо в него, не надеясь попасть, а просто пытаясь отпугнуть. Когда пес зашелся лаем, я швырнула еще несколько обломков поменьше и переместилась к стене, находившейся слева от меня. Или я раньше просто не заметила этот обрезок арматуры, лежащий среди щебня у стены, или у меня внезапно открылся третий глаз – кто знает. Пес продолжал гулко лаять, однако оставался на прежнем месте, снаружи что-то выкрикивал Бондарь, а я, стремительно переместившись влево, подхватила этот кусок ребристого стального прута и решительно взмахнула им. Пес, не умолкая, попятился от меня и через какое-то мгновение исчез.