Взгляд у нее серьезный, внимательный и твердый.

— Я даже не знаю, как этого узкоглазого зовут. «Гелендваген» его на какого-то Струкова зарегистрирован. Струков Федор Борисович, тридцать девять лет…

— Это ты о ком?

— Я бы мог тебе все по полочкам разложить. Но ты же видишь, мне тяжело разговаривать. Может, ты поможешь мне. сама все расскажешь?

— Зачем рассказывать, если ты сам все знаешь? — усмехнулась она.

— Значит, этот узкоглазый — Федя Струков. А где же твой Игорь? Он охраной на заводе рулит.

— Да, рулит. И ты для него слишком мелкая сошка, чтобы тобой лично заниматься.

— Значит, он Федю ко мне послал… Ну, хорошо, что так.

— И что же здесь хорошего?

— Ну, то, что Игорь не такой урод на внешность как Федя.

— На внешность? А тебе Федя только внешне не понравился? — колко усмехнулась Настя.

— Да и на внешность он урод. И по натуре своей урод. И твой Игорь тоже по натуре урод. А насчет его внешности не знаю…

— А не боишься за такие слова схлопотать?

— Когда страшно станет, тогда и буду бояться… А что. твой Игорь такой же урод, как Федя?

— На внешность?.. Нет, на внешность он не урод. Хотя и не красавец… А тебе что?

— Ну, не хочется, чтобы ты замуж за урода вышла. Обидно, ты красивая, а он урод… Значит, говоришь, на внешность он у тебя не урод, а так… Как же ты с уродом жить будешь?

— Я не говорила, что Игорь — урод, — с мягкой иронией во взгляде улыбнулась она.

— Ты не договорила. Но я все понял…

— Я смотрю, ты очень понятливый. Только непонятно, зачем ты в трансформаторную будку полез?

— Не влезай — убьет?.. Ну, да, не понял я этого по простоте своей душевной.

— Теперь понял?

— А что я должен был понять?

— То, что зря ты Альберта здесь ищешь.

— Ну да, это мне твой братец очень популярно объяснил.

— Почему братец? Может, это я Игоря попросила? — с провокационной насмешкой смотрела на меня Настя.

— Не хотелось бы на тебя думать.

— Почему?

— Нравишься ты мне.

— Ты мне тоже нравишься, — тоже вроде бы в шутку сказала Настя. — Как мужчина нравишься. А как сыщик — нет. Потому что свой нос куда не надо суешь.

— Если ваша совесть чиста, то вам нечего бояться.

— А если не чиста? Есть же какие-то подводные течения? Если нам есть что скрывать?.. Альберт здесь ни при чем. Но ты можешь разворошить наш муравейник и без него.

— Муравейник или гадюшник?

Я вспомнил разговор с Оксаной Борисовой, ее намеки на незаконную вырубку в заповедном лесу. Но ведь я же не государев человек, и меня этот факт волновать не должен. И я так думал, и Настя хотела меня в том убедить.

— Без разницы, — жестко отрезала она.

Ей все равно, как назовут их семейный подряд, хоть лягушкой, лишь бы в кастрюлю к французскому повару не клали.

— А если гадюшник?

— Ты зачем к нам приехал? Альберта искать? Нет здесь Альберта. Но ты этого не понял. За что и поплатился… Видишь, я не виляю, говорю все как есть. И жду такой же искренности от тебя. Что ты собираешься делать дальше?

— Ваш гадюшник я ворошить не собираюсь.

— Точно? — с сомнением смотрела на меня Настя.

— Если там нет Альберта.

— Его там нет.

— Тогда вернусь в Киров. Там буду искать.

— Это правильный ответ, — тоном ведущей «Слабого звена» сказала она. — Через неделю тебя выпишут, получишь компенсацию, и езжай.

— Компенсацию?!

— Да, за моральный и в особенности физический ущерб… Честно скажу, никто не собирался доводить дело до греха. Но раз уж ты попал на больничную койку, ты мы заплатим тебе компенсацию.

Думаю, триста тысяч тебя устроят…

— Кто это мы?

— Мы с братом — одна компания, если ты этого не понял.

— А кто конкретно меня заказал?

— Собираешься мстить?

— Нет, просто интересно.

— Я никого на тебя не натравливала… Но ты не думай, что я такая добрая. Просто меня опередили…

— Кто, Эдик?

— Ну, зачем тебе все эти подробности? — поморщилась она. — Тебе же русским языком сказано, что нет здесь Альберта. Не там ты его ищешь. Езжай туда, где ты сможешь его найти. Надеюсь, там не будет так опасно, как здесь. А здесь у нас все серьезно, если ты этого не понял. Поэтому не лезь больше в трансформатор. В следующий раз может и убить…

— Спасибо за предупреждение, — мрачно усмехнулся я.

Действительно, зачем дальше нарываться на неприятности, если можно просто-напросто отказаться от порученного дела. Ну, не вышло у меня найти Альберта. Я же не бог. в конце концов, чтобы видеть сквозь землю. Тем более компенсация за моральный и физический ущерб хоть и не полностью, но все-таки восполнит потерю вознаграждения за удачный исход моей комндировки.

— А мстить нам не надо. Поверь, это слишком дорогое удовольствие, — поднимаясь со своего места, с плохо скрытым чувством превосходства сказала Настя.

— Верю.

— Значит, ты получаешь компенсацию, и мы расстаемся? — едва ли сомневаясь в подобном исходе, спросила она.

— А я мог бы получить компенсацию натурой? — в шутку спросил я.

В шутку, потому что ночь с Настей, честно говоря, не стоила предложенных денег. Она же имела совершенно противоположное мнение.

— Нет. Если я правильно тебя поняла. Нет, потому что это не моя цена.

— Так, а кто сказал, что я соглашусь на триста тысяч? Может, я собираюсь попросить три миллиона.

— Ты думаешь, я стою три миллиона?

— Ну, вот видишь, ты уже начинаешь торговаться…

— Хорошо, я подумаю, — загадочно и с кокетливой искоркой во взгляде улыбнулась она.

— И когда дашь ответ? — с упором на предпоследнее слово спросил я.

— Не сегодня, — ответила она.

И помахав мне ручкой, вышла из палаты. А я еще долго смотрел ей вслед. Стороны взвесили свои возможности и пришли к решению, что худой мир лучше доброй ссоры. Что ж, я не прочь, если этот мир будет оплачен. Может, и не стоила Настя трехсот тысяч, но все-таки не буду возражать, если она расплатится натурой. И жениха мы ее посрамим, и себя потешим…

Простой, неосложненный перелом челюсти лечится три-четыре недели, меня же выписали по истечении десяти дней. Не такой уж это и маленький срок, ведь долечиться можно и дома, в Москве. Осложнений у меня не было, кости срастались хорошо, шину, правда, еще не сняли, но мне она, в общем-то, не мешала, поскольку я мог приоткрывать рот, чтобы принимать мягкую, а еще лучше — жидкую пищу. И все-таки от меня избавлялись как от неугодного элемента Что ж, Ремезов имел на это право. Он-хозяин завода и города, за ним сила, и тягаться с ним опасно для жизни. К тому же мое расследование, честно говоря, зашло в тупик… Обидно, конечно, осознавать поражение, но и на рожон лезть смысла нет. Ясно же, что не смогу я найти Альберта…