– Постойте, Сергей Олегович! Но почему тогда «Прометей» перестал существовать? Разве в те годы закрывали исторические кружки, тем более побеждающие на областных конкурсах?!

– Двадцать лет назад, в 1980 году, как раз перед майскими праздниками, Федя Красносельских, один из моих самых активных кружковцев, повесился. Вот тут, сразу за барельефом… Мальчику всего пятнадцать, в том году должен был закончить восьмилетку. Вся жизнь впереди…

* * *

Возвратившись с работы домой, Елизавета Андреевна, по заведенной в их семье традиции, принялась за генеральную уборку. Еще совсем маленькой она услышала от своей бабушки, одной из первых пермских комсомолок, что только через вымытые на Ленина окна можно смотреть на жизнь ясно, а не сквозь мутную пелену грязи…

Переодевшись в спортивный костюм, отвязав провисающие занавески, Елизавета силилась открыть намертво присохшие, растрескавшиеся оконные рамы. Створки не поддавались, трещали, осыпаясь почерневшими чешуйками былой краски.

– Батюшки! – соседка, заглянувшая на стоящий в комнате Храмовых шум, ахнула и замерла в дверях.

– Добрый вечер, тетя Нюра! – Елизавета Андреевна продолжала раскачивать ножом оконную раму. – Вы уже отсубботничали?

– Чтобы на Великий пост уборку делать… упаси Бог! Деньги да грязь друг к другу липнут! Поэтому если часто дом мыть станешь, то и деньги из него с грязью прочь утекут…

– У меня их все равно нет, – Елизавета Андреевна положила на подоконник погнувшийся нож и устало вытерла платочком пот со лба. – Зато в комнате станет светлее, а где чище, там и дышится легко!

– Ишь, какая умная выискалась, – неодобрительно пробурчала пенсионерка, прошла в комнату и бесцеремонно расселась на кровати Елизаветы. – Словно кошка, чистоту намываешь, а сама не ведаешь, каков сегодня на дворе день. Сегодня в лесах змеи по-птичьи поют, а в небесах солнце с месяцем встречаются… Коли заспорят, так на Руфа и земля рухнет…

Елизавета Андреевна с укоризной посмотрела на соседку:

– Ну что вы, тетя Нюра, меня все время то пугаете, то замуж сватаете…

– Больно мне надо… – фыркнула соседка. – Просто смотрю на тебя, сиротинушку, и сердце кровью обливается. Кто, кроме меня, старой дуры, тебе за жизнь подсказывать станет? Жалко тебя, неразумную, вот и вожусь. А вместо благодарности одни унижения терпеть от тебя приходится…

– Ну что вы, Анна Кузьминична, – успокаивая соседку, Елизавета Андреевна присела рядом с ней на кровать. – Я ценю вашу заботу и житейский опыт… Просто иногда он бывает излишне навязчив…

– Матушка моя, так значит, не серчаешь? Тогда может, посидим, почаевничаем, пасьянсик раскинем?..

– До чего же хитра ты, тетя Нюра! Изучила уже, как можно меня разжалобить. – Елизавета Андреевна погрозила соседке пальцем. – С пасьянсом повременим, а чашечка чая и впрямь не помешает!

– Ой, родненькая моя, как не помешает! С конфетками и печеньицем, да погорячее, милая, чтобы кипяточек в чашечке журчал! Уж как мы с тобой сейчас почаевничаем!

Дождавшись, когда Елизавета Андреевна уйдет из комнаты, тетя Нюра вытащила из кармана маленький, не больше карандаша, предмет, бережно завернутый в обрывок газетной бумаги. Развернула и, посмотрев на церковную свечку, плотно обвитую черной ниткой в узелках, засунула ее между матрацем и спинкой кровати.

– Ой, деточка, пойду-ка прилягу, – притворно заохала она, едва Елизавета Андреевна показалась на пороге со вскипевшим чайником. – От нервов да переживаний что-то у меня сердце прихватило. Расклеилась я совсем.

– Может, врача вызвать? С сердцем лучше не шутить.

– Брось, милая! Это вы больно нежные. А я, матушка, на своем веку такое пережила, что мне от докторов только хуже будет! Полежу в постельке, да и как новенькая с нее встану!

Елизавета Андреевна слышала, как, выйдя из их комнаты, тетя Нюра живо побежала по коридору и хлопнула своей дверью. Странная все-таки женщина. Словно приставлена ко мне… Или это очередной приступ «немировской паранойи»?..

Субботним утром Иван, придя в разваливающийся храм «важнейшего из искусств», нашел киномеханика спящим на полу своей заваленной всяким хламом каптерки.

– А, студент, заходи… – с трудом поднимаясь с пола, пробурчал Кирилл. – Будь друг, прошманай закутки, есть что на опохмелку? Нету? Ну и хрен с ним, сейчас рассолом поправимся!

На столе, среди валявшихся окурков и нарезанных ломтиками соленых огурцов, лежало несколько измятых сотенных купюр, мимо которых скользнула рука киномеханика к спасительной трехлитровой банке, на дне которой было с полстакана мутной жидкости.

– Полундра! – во все горло выкрикнул Кирилл, выпив остатки рассола большими, жадными глотками. – Апачи в городе!

– Какие еще апачи? – удивленно переспросил Иван.

– Слушай, а ты знаешь, кто такой Гойко Митич? Нет? – Кирилл пошарил взглядом в надежде найти рассолу и, не найдя, разочарованно махнул рукой. – Жалко мне вас, хреново поколение «пепси»… Делать нечего, раз водки больше нет, придется чифирнуть.

Вытащив из-под объедков помятые сотни, Артамонов небрежно смахнул все со стола в эмалированное ведро и добродушно кивнул Ивану:

– Рассказывай, чего приперся. Случаем, не меня ли выводить с похмелья?

– Хотел «Матрицу» посмотреть, как ты и советовал… Думал, утром будешь свободен…

– Во-во, свободен! Но в «Матрицу» пока вход закрыт, потому как наш видак временно пропит…

– То есть как временно?

– Как-как? – передразнил Артамонов. – Ты, Ванюша, ей Богу, сущий ребенок!

Он подмигнул и, принявшись обшаривать полки и ящики, негромко запел под нос:

Как ходил Ванюша бережком вдоль синей речки,

Как водил Ванюша солнышко на золотой уздечке…

Найдя в заваленной мотками проволоки и магистрали тумбочке пол пачки индийского чая, киномеханик радостно потряс им:

– Сейчас, Ванюша, чифирнем, тогда и жизнь покажется нам много приятнее. Из похмелья, братишка, выходить надо умеючи! Подрастешь, так не раз спасибо скажешь, что Бог такого учителя послал.

Киномеханик осторожно высыпал заварку в дымящуюся воду, затем развернул фольгу, стряхивая оставшиеся чаинки, и плотно обжал ею горлышко банки.

– Насчет «Матрицы» не волновайся, видак мы выручим быстро… Да уже после майских! Вот десяток дискачей в «Факеле» пройдет, и все будет в шоколаде. Сядем рядком, включим видак и прибыли считать станем!

– Неужели дискотеки дают такую прибыль? – Иван недоверчиво посмотрел на повеселевшего киномеханика. – Да еще в Немирове… Тут нормальной молодежи вовсе нет. Все норовят после школы побыстрее уехать.

– Ага, – охотно согласился Артамонов. – А на праздники не только сами приезжают, но и сотни страждущих дешевой дури вместе с собой привозят. Здесь же наркоманский рай, понимаешь? Земля обетованная и царствие небесное в одном малюсеньком пакетике с белым порошочком!