– Наша шоколадная лавка пользуется таким успехом, потому что сотрудники в ней занимаются делом, а не спят, – холодно заметила Элис. – Не уверена, что мы с вами сработаемся.

Я испуганно закусила губу. Неужели Элис меня увольняет? Я же только что приступила!

– Извините, пожалуйста, – взмолилась я. – Больше этого не повторится.

Под суровым взором Элис хотелось провалиться сквозь землю. А Тьерри лишь широко улыбнулся:

– Мы думали, вы сбежали и передали все мои секреты Патриcу Роже! Он бы с радостью подослал в мою мастерскую шпиона.

Я поспешно замотала головой. На глаза навернулись слезы.

– Ругай меня. – Тьерри повернулся к Элис. – Я водил ее в «Le Brulot»[31], – признался он с наигранно пристыженной гримасой, ни дать ни взять провинившийся мальчишка.

– Кто платил за обед? – тут же поинтересовалась Элис.

Мы оба промолчали. Я в глаза не видела счет.

– Она первый раз в Париже, – заметил Тьерри. – Надо же было познакомить ее с нашими традициями.

Но Элис такое объяснение явно не удовлетворило.

Тьерри мягко произнес:

– Ты ведь тоже когда-то ничего в Париже не знала, non?

– Я вообще не обедаю, – отрезала Элис.

Однако гнев на милость сменила: только поцокала языком и покачала головой. Тьерри заговорщицки переглянулся со мной, радуясь одержанной победе. Не улыбнуться в ответ было невозможно.

Во второй половине дня я увидела Тьерри совсем с другой стороны. Ни следа утреннего перфекционизма! Я убирала, приносила что велят, драила пол и следила, как он общался с покупателями: заигрывает, улещивает, разрешает чуть-чуть попробовать, угощает маленьких детей горячим шоколадом. Здесь он такой же полновластный хозяин, как и в мастерской. А когда выставляет покупателям астрономический счет, мужественно глядит им прямо в глаза – и те без звука протягивают кредитки. «Вот это уровень!» – подумала я. Тьерри настолько уверен в качестве своего продукта, что не может не заражать энтузиазмом всех вокруг. Люди выстраиваются в очередь через пол-улицы не только для того, чтобы купить шоколад, но и для того, чтобы встретиться с легендарным мастером.

Ровно в семь закрыли ставни. Я огляделась по сторонам. Магазин почти опустел – прямо как булочная в конце дня. Все, что не распродали, идет на выброс. Драю медный чан как одержимая. Ко мне подошел Тьерри и улыбнулся при виде моего служебного рвения.

– Ça va?[32] – спросил шоколатье.

Я торопливо закивала. Изо всех сил стараюсь искупить свое опоздание. Тьерри оглянулся. В первый раз я не увидела у него за плечом Элис.

– Как… – начал было Тьерри, но тут же осекся. Его природная жизнерадостность вдруг показалась несколько наигранной. – Как поживает Клэр?

Избегая взгляда Тьерри, я продолжила натирать чан. Боялась, что в моем взгляде отразится худшее. Пока я отдыхала дома и проходила лучшую физио- и реабилитационную терапию, какую только может предложить Государственная служба здравоохранения, Клэр поругалась со своим онкологом. Взяла и потребовала, чтобы он назначил крайний срок для курса химиотерапии, после которого она лекарства принимать не будет. Врач ужасно рассердился и напомнил, что Клэр еще не старая женщина. Клэр ответила ему в очень резких выражениях, а потом, когда я ее навестила, была в настолько дурном настроении, что я тут же заявила: в Париж не поеду, останусь с ней. Это был первый раз, когда Клэр рассердилась на меня – пусть даже совсем немножко. Неужели я не могу сделать для нее даже такую малость? И вообще, все с ней будет нормально, и она поправится – хотя бы даже назло онкологу.

– Бывало и получше. – Я пожала плечами.

– Расскажите поподробнее, – попросил Тьерри.

– Мы вместе лежали в больнице, – начала я. – Так и подружились. Это Клэр посоветовала мне поехать в Париж. Вернее, заставила, – исправилась я. – Прямо-таки силой отправила.

– И правильно сделала, – кивнул Тьерри. – У нее есть… муж, семья?

– Нет, Клэр разведена. – Я покачала головой.

Во взгляде Тьерри на секунду промелькнула грусть – и, кажется, что-то еще.

– Правда? Какая же она была красавица! Просто глаз не отвести.

Я согласилась. В нашем маленьком городке Клэр до болезни сияла, как звезда.

– Но она поправится, non? Она ведь еще не старая. Конечно, все мы уже немолоды, но… – пробормотал себе под нос Тьерри. – Клэр – другое дело. Она была такая красивая…

– Кто была красивая?

А вот и Элис с ее безупречно произносимыми слогами. К ее французскому до сих пор примешивается крошечная доля английского аристократизма.

– Да так, никто, милая, – ответил Тьерри, поворачиваясь к ней и снова растягивая губы в лучезарной улыбке. – Пойдем. Надеюсь, сегодня проведем спокойный вечер?

Элис уставилась на меня, подозрительно прищурившись. Затем ответила:

– Да, дорогой. Только надо обязательно заглянуть на коктейльную вечеринку к Франсуа. Тебя там ждут. А потом заедем к послу. Ничего не поделаешь, работа есть работа.

– Поражаюсь, как увеселительные мероприятия могут быть такими невыносимо скучными? – сердито проворчал Тьерри. – Люди разучились веселиться. В прежние времена чудесно проводили время: танцевали, курили… А теперь все только стоят с напряженными лицами и бормочут про деньги, деньги, деньги!

– Если бы ты столько не ел и не пил в гостях, возможно, получал бы от этих вечеров больше удовольствия.

– А если не буду есть и пить, вообще удовольствия не получу.

Они открыли дверь и вышли. Повеяло приятным теплым ветерком. Фредерик уже умчался на мотороллере. Бенуа ждал, когда я закончу, без единого слова поигрывая тяжелыми ключами. Выходя, я приветливо улыбнулась, но Бенуа на мою улыбку не ответил.

– До свидания! – бодро сказала я на английском.

Бенуа даже головы не повернул.

Несмотря на дневной сон, падаю с ног от усталости, да и ум за разум заходит. Практиковаться с Клэр – одно дело, но весь день общаться только на французском ужасно утомительно. Вдобавок лишний раз я убедилась, что познания мои оставляют желать лучшего.

Я вскарабкалась вверх по лестнице. Отсутствующие пальцы ног болезненно дергало. Как же бесят эти фантомные боли! Клянусь, когда все мои пальцы были на месте, я едва обращала на них внимание. А стоило потерять две штуки – и больше ни о чем другом думать не могу. Теперь они постоянно подают мне сигналы, давая понять, что я устала, переутомилась или взвалила на себя слишком много. А сегодня на меня, естественно, обрушилось все вышеперечисленное.

Все мысли посвящены моему увечью. Больше никаких босоножек летом и красивых педикюров перед отпуском. Отныне моим ступням не покрываться ровным бронзовым загаром, любуясь которым надолго сохраняешь летнее настроение даже после поездки. Единственное, что теперь смогу носить, – громоздкие, тяжелые, уродливые ботинки. А про высокие каблуки вообще можно забыть: в них вес приходится на носок, и в результате оставшиеся пальцы ног болезненно сводит. Врач-подолог заявила, чтобы я даже не смотрела в сторону шпилек. А еще заверила, что причин для комплексов у меня нет. Никто не разгуливает по пляжу, пересчитывая пальцы на ногах у отдыхающих. У многих на ступне шесть пальцев, и никто этого даже не замечает – и так далее и тому подобное. Я улыбалась и кивала, но лишь из вежливости. Про себя же поклялась никогда не выставлять ступни напоказ.