Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, Донна-Фей. Для этого мы и собрались здесь — чтобы вернуть вам ребенка.
Она подошла к шкафу и выдвинула верхний ящик. Достала контракт. В нем оговаривались условия оплаты, в случае если Сэт будет возвращен. Контракт стоил дорого. Но адвокат сказала, что это самая легкая часть контракта. Было и другое. Если мы выиграем процесс, выиграем деньги, мы должны отдать юристу сорок восемь процентов.
— Однако это все будет позже, а сейчас нужно сосредоточиться на том, чтобы Сэт вернулся домой.
Прошло немного времени, и настал первый день слушания дела. Мне пришлось припарковать машину в миле от здания суда, который располагался на Параматт-роуд. Я бежал по этой улице в костюме, в своем коричневом костюме и белой рубашке, надеясь, что на ней нет следов пота. Я боялся опоздать к началу.
Я не думал о том, как выгляжу в этом костюме: когда борешься за ребенка, меньше всего волнует внешний вид.
Когда я подошел к зданию суда, на ступеньках сидела женщина. Ее голова была опущена между колен, а ноги стояли в водосточном желобе. Женщина была в майке, без бюстгальтера, поэтому ее грудь вывалилась наружу. Я старался не обращать на это внимания. Как и у Хайнца, у нее были татуировки на руках — ласточки.
Я подумал, что эта женщина пьяна. Было девять часов утра, она крутила головой и стонала. Но она не была пьяной — на нее навалилась беда, и некому было ей помочь. Я не был уверен, что поступаю правильно, но никто не собирался сочувствовать этой женщине, поэтому я подошел к ней, наклонился и спросил:
— Мэм, я могу вам помочь?
Она взглянула на меня. Женщина была похожа на енота: ее накрашенные глаза были в слезах, и краска потекла по лицу. Она ответила:
— Они забрали моего ребенка!
Я был потрясен:
— Кто забрал ребенка?
— Они. Суд. Полицейские. Система…
Я не знал, что ей сказать, чем помочь. В это время по лестнице спускалась другая женщина.
Она была аккуратно одета: юбка, пиджак. Крупная, она в то же время была изящной. В руках она несла портфель.
Женщина с татуировкой подняла голову, увидела ее и стала громко говорить, выплевывая фразы:
— Вот она, похитительница детей! Она — собака. Она просто крот. Все социальные работники так выглядят. Собака, крот…
Женщина помолчала, потом продолжила:
— Теперь мне нечего терять, сука. Берегись! Я верну своего ребенка, и ты пожалеешь о…
Женщина с портфелем даже не посмотрела на нас. Она спустилась по лестнице и пошла вдоль улицы, не оглядываясь. Когда она скрылась из виду, женщина с татуировками повернулась ко мне и спросила:
— У вас есть сигарета?
Я угостил ее сигаретой. Что еще я мог сделать?
Я взглянул на часы. Я опаздывал и побежал по лестнице к входу.
У входной двери, как в аэропорту, стояла охрана. Я положил свой кошелек и ключи на конвейер и прошел через рамку. Затем поднялся на эскалаторе.
Это не было обычное здание суда. Не было судей в париках, красивых панелей из дерева.
На стенах висели мониторы, на которых появлялись имена свидетелей. Как в аэропорту, в зале для прилетевших. Я увидел слова «Атлей-Хайнц» и понял, куда идти.
В комнате нас было шестеро. Я немного нервничал и подумал, что надо бы сходить в туалет. Не уверен, что вы видели туалет в суде для решения дел о государственной опеке над детьми на Параматт-роуд — все стены там в граффити. Это настоящие фрески. Уборщики не очищают стены. Некоторые картины как мемориальная доска. Я прочитал некоторые надписи: «Если вы стоите на этом месте, значит, вы должны попрощаться со своим ребенком». Или: «Социальные работники украли ваших детей и отдали их в приют, чтобы прикрыть свои задницы».
И я подумал: «Как это могло произойти? Мы, Атлеи, хорошие люди. Как могло случиться, что мы находимся здесь, в таком месте, и вынуждены иметь дело с этой грязью?»
Я занимался своим делом и разрабатывал линию поведения.
Я пришел вовремя и увидел Хайнца, гуляющего без цели, одетого в брюки «адидас» и мокасины. Разговаривал он довольно громко:
— Вы можете в это поверить, Мэд? Меня задержала охрана. Эти сволочи отобрали мой швейцарский армейский нож!
Я подумал, что он шутит. Но он не шутил. Только этот слабоумный мог взять на заседание суда швейцарский армейский нож.
Хайнц твердил:
— Я должен его вернуть.
Фэт шла следом за ним. Ее лицо опухло от слез. Она сказала:
— Все в порядке, Пол. Охрана просила напомнить о ноже, когда мы будем уходить.
Я подумал: неужели его беспокоит только нож? Может быть, нам все же удастся вернуть Сэта? Я подошел к Фэт, обнял ее и спросил, как она себя чувствует. Фэт еще больше поправилась.
Пожав плечами, моя дочь сказала, что она в порядке. Хайнц возмутился:
— А я — нет! У меня этот нож уже пять лет.
Наш адвокат заседала в суде, там же находился Нейл Коуэн. Я знаю, что Вы подумали. Кто такой Нейл Коуэн? Должен признаться, что именно я привел его в суд. Нейл Коуэн был экстрасенсом.
Я нашел его в Интернете. Мне не хотелось знакомиться с Интернетом, а вот пришлось. Познакомиться с ним предложила мне Кэт. Через пару лет после пересечения океана, приехав ненадолго в отпуск, она поставила в комнате Блу компьютер и подключилась к «Телстра». Кэт показала мне, как установить карточку в телефон и вытянуть ее оттуда, как подключиться к компьютеру и как пользоваться Интернетом.
Моя старшая дочь убеждала меня, что это будет классно — отправлять сообщения, фотографии. Честно говоря, я все эти годы был далек от технических новинок. Я забывал включать и выключать телефон. Когда я забывал включить телефон, ко мне приезжала Эдна, беспокоясь, почему уже два дня не работает связь. Но была причина, по которой я подключился к Интернету: когда все это случилось, люди стали советовать мне поискать там информацию. Поэтому я сделал над собой усилие и стал искать. Этот парень, Нейл Коуэн, возник неожиданно. У него в Интернете была целая страница, посвященная заболеванию, которое было у Сэта.
Мне показалось, что он эксперт в этом вопросе. Коуэн писал, что синдром сотрясения — это миф, мошенничество. Работники социальной службы воруют детей из бедных семей, чтобы обеспечить собственную занятость.
Оглядываясь назад, я понимаю, что Нейл Коуэн — в некотором роде сумасшедший: ему везде чудились правительственные заговоры, мошенничество, тайные соглашения. Но тогда я этого не понимал. На его странице в Интернете я увидел огромное количество информации по синдрому сотрясения, там был размещен телефон Коуэна в Сиднее. Я был настолько подавлен, что готов был схватиться за соломинку. Я помню, как звонил ему, думая, что он врач. К Нейлу Коуэну трудно дозвониться. Я рассчитывал оставить ему сообщение и надеялся, что он ответит.