— Разве я не права? Вы не можете проверить это?

— Я видел снимки и повторяю: этот вид повреждения, разорванные сосуды, не связан с падением ребенка или ушибом в машине. Я видел детей, которые скатились с кровати или упали на пол, повреждения были совершенно иными. Посмотрите еще раз на снимки, они подтверждают мои слова. Эти повреждения связаны с сотрясением.

Наш адвокат произнесла:

— Извините, доктор Блеветт, но вы не можете утверждать, это ваше предположение. Существует барьер между вашей гипотезой и словами родителей. И суду становится ясно, что ваши предположения — это мнение врача, профессионала, но только мнение, а не медицинский факт.

С этими словами она села на скамью.

Как я отреагировал на это выступление? Я уже упоминал, что Тедди Блеветт позже стал моим другом. Я уважаю его, восхищаюсь им. Понимаю, что в тот день в суде ему было тяжело и по нашей вине. Но тогда? Тогда мне казалось, что мы одержали победу. Кровь кипела в моих жилах, и я был уверен, что все складывается хорошо. На какое-то время забываешь, что главное не победа, а правда.

После того как Тедди закончил давать показания, судья встала. Мы тоже поднялись. Когда она покинула комнату, мы сели, потом опять встали и вышли на улицу, чтобы размять ноги. Мне хотелось закурить, но сначала я решил поговорить с нашим адвокатом. Я спросил: «Как наши дела?» Она ответила, что противоположная сторона не сможет ничего доказать. К нам подошел Хайнц и, сплевывая табак с кончика языка, сказал:

— Нечего доказывать.

Наш адвокат добавила:

— Завтра все должно пройти неплохо, потому что будут свидетели с нашей стороны.

Все сложилось иначе: не все свидетельствовали в нашу пользу. Социальный работник, которая разговаривала с Фэт в первый день, дала показания, представив Фэт и Хайнца молодыми неопытными родителями: они якобы не смогли объяснить, как Сэт получил травму, не понимают, что нельзя трясти ребенка, что они поступали неправильно, не осознавая, какой вред нанесли ребенку.

Судья задала ей несколько вопросов о детях с подобным заболеванием, о том, в каком возрасте они попали в больницу. Женщина объяснила, что в основном возраст детей — от восьми до четырнадцати недель, поэтому Сэт попадал в эту группу. Судья спросила, почему именно этот возраст является критическим. Женщина пояснила, что именно в этот период малыши много плачут. Спустя восемь недель после рождения ребенка родители устают, находятся в полусонном состоянии, их волнует только один вопрос: когда это закончится? Разумеется, через четырнадцать недель дети не перестают плакать, но уже нет необходимости постоянно укачивать ребенка. После четырнадцати недель детей с подобными травмами меньше.

Эта женщина также рассказала, что Сэта привезли в больницу в субботу утром, а многие дети получают травму в пятницу вечером. Когда судья поинтересовалась, почему именно в пятницу вечером, та объяснила, что перед выходным днем многие люди выпивают и смотрят футбол. Когда я услышал это, то готов был громко спросить: «Ну так кто же тряс ребенка, потому что шел футбол?»

Но женщина продолжала давать показания, поясняя, что чаще всего в этом виноваты мужчины (она выразительно посмотрела на Хайнца), которые смотрят за детьми, когда матери нет дома. Она говорила, что мужчины в такой ситуации (и я понимал, что она имеет в виду Хайнца) рассматривают ребенка как помеху — нечто отвлекающее от пива, от просмотра футбольного матча. Мужчина думает, что если он даст ребенку бутылочку или куклу, то тот перестанет плакать. Но иногда малыш не прекращает кричать, и мужчина думает: «Ну что это за ребенок? Черт возьми этого ребенка!» А малыш все плачет и плачет, пока мужчина наконец не возьмет его и не начнет тихо и нежно укачивать. Но некоторые берут ребенка, начинают трясти его за плечи и орать на него: «Почему бы тебе не заткнуться?!» Они не осознают, что если ребенок и затих, то только потому, что они повредили ему головной мозг.

Странно, но когда судья спросила социального работника, что она думает о передаче Сэта на государственную опеку, женщина не согласилась с этим. Да, она была на стороне департамента, но ответила неопределенно:

— Как сказать, это зависит…

Судья спросила:

— От чего?

Социальный работник посмотрела на Фэт и продолжила:

— Матерей очень редко обвиняют в нанесении такой травмы. Они могут причинить боль своему ребенку, но это не связано с сотрясением. Это больше свойственно мужчинам — отцу ребенка, бойфренду матери…

Казалось, что она может сказать еще что-то важное, но она и так уже помогла: всем стало ясно, что Донна-Фей ни в чем не виновата. Можно было догадаться, что это сделал Хайнц. Фэт была на работе, Хайнц — дома с Сэтом, была пятница, он, наверное, был пьян или обкурен, хотел отдыхать, а Сэт хотел пить, он скучал по маме. Хайнцу надоело возиться с ним, он схватил малыша, стал трясти его и бросил в кроватку. Фэт нашла его в ужасном состоянии. Хайнц обманывал ее, не признавался в том, что произошло. Учитывая все обстоятельства, почему же у Фэт отняли ребенка?

Я часто задаю себе вопрос, Ваша честь: что бы произошло, если бы Фэт в тот день давала показания. Она не указывала на Хайнца как на главного виновника случившегося. Она просто сходила с ума из-за него и, по всей вероятности, не была уверена, что это сделал он. Я абсолютно точно знаю, что она может поклясться в том, что это не ее вина, и судья бы услышала ее искренние признания. И я был бы на ее стороне. Но Фэт не давала показаний, и Хайнц тоже. Наш адвокат сказала, что им не нужно доказывать свою невиновность. Что они ничего не должны говорить.

В этом деле был еще один свидетель, Нейл Коуэн. Он был очень взволнован из-за того, что ему будет предоставлена возможность выступать в качестве свидетеля и поведать суду о своих бредовых идеях, которые вряд ли пошли нам на пользу.

Судья попросила его назвать имя и род занятий. Нейл ответил:

— Меня зовут Нейл Коуэн, я доктор.

Судья уточнила:

— Вы доктор медицины?

Этот вопрос удивил меня. Я был убежден, что он врач. Зачем тогда мы пригласили его, если он не врач? Но Коуэн ответил, что «в каком-то смысле» он врач. Судья попыталась это выяснить, но Нейл уклонялся от ответа и наконец произнес:

— Я учился в университете в США.

Когда судья спросила, какой именно университет он окончил, Нейл ответил, что обучался заочно. Я понял, что все свои степени он получал по почте.

Затем Нейл сообщил:

— Моя квалификация по документам — это одно. Гораздо важнее моя компетенция в области социальной защиты и медицины. Мне известно, как они обтяпывают свои делишки и делят между собой прибыль.

У судьи от удивления расширились глаза, и она стала делать записи на бумаге, лежащей перед ней. Она поправила очки и сказала:

— Продолжайте.