– Пора, Ритус ждет, – пожал руку младшему брату, ушел.

Ален разделся, бросился в реку, без устали гонялся за волнами, они за ним, встал, распрямился. Упругие струи толкали в спину, а он черпал воду, пил, возливал на голову и благодарил отца Айдеса за щедрость. На берегу обсох, оглядел себя, с гордостью убедился, что из мальчишки вырос в мужчину. Оделся и покинул берег, реку, поле.

Город шумел, воздух был чист, прозрачен, улицы, дома пропитались запахом только что испеченного хлеба. Прохожие приветствовали Алена, шутливо вздымая руки к небесам, он улыбался, кланялся, польщенный.

Боги услышали мольбы мальчика, приняли дары на алтаре, и явился герой древних писаний, что читали нараспев в школе. Недаром не уступал Ален матери, не ходил в церковь к ее Богу, у них с бабушкой много богов, одни серчали, другие помогали.

С приходом Квентина сбудутся робкие мечтания Алена, его зыбкие сновидения, в одиночку Ален не справился бы. Наступит час – покинут вдвоем город, взойдут к великанам, расспросят о сокровищах в крепости, залетят в космос к пришельцам, вызнают секрет кладки камней в стены, и отец Айдес любезно пригласит к небожителям, возлягут у стола, всласть наговорятся…

– Юноша славный, взгляни на меня.

Ален взглянул, улыбнулся: девчонка стояла перед ним, без сомнения, поджидала его, оделась весело, как на праздник: белое длинное платье, на рукавах и понизу узоры из красных цветов, он узнал их. Маки, растут на полях за городом у леса. В руке держала яблоко.

Неуверенно подошел, поежился от взгляда: смотрела в упор, ни сбежать, ни спрятаться.

– Ты кто? – спросила строго.

– Ален, а ты?

– Зачем тебе мое имя?

– Не знаю.

– Почему спрашиваешь?

– У всего есть название.

– Ну раз так – Авива.

Ждала, глаз не спускала, он сказал:

– Приходи сюда завтра, на это же место, не побоишься?

Хмыкнула, протянула яблоко и ушла, не оглянувшись. Исчезла, а в воздухе остался аромат лесной земляники, разомлевшей на солнце. Голову вскружил, земля пошла из-под ног. Шагнул следом и едва не упал: с силой толкнули в спину. Повернулся и отпрянул: человек в черном, ни слова не говоря, пробежал мимо и скрылся.

Ален приник к стене. Он прекрасно знал мужчину, кроме неприязни, ничего не испытывал к нему.

В тот день полуденный зной загнал жителей в дома, Ален бродил по улицам один, наслаждаясь тишиной и покоем, как неожиданно появился на дороге высокий худой мужчина и двинулся ему навстречу. От страха Ален вжался, как и сейчас, в стену. Прохожий был ни на кого не похож: острые глаза из-под огромной черной шляпы прожигали все и вся, при каждом шаге развевался длинный черный плащ, от ударов тяжелой черной трости содрогалась мостовая.

Ален принял решение: выследить посланца злых богов, пометить его жилище, наутро разоблачить, и охота началась. Прячась за каждый угол, за редких прохожих, он кружил за ним по городу. Тот менял улицу за улицей, дом за домом, входил, выходил, писал что-то в пухлой тетради и упрямо шел дальше. И в ужасе Ален осознал, как хитер злодей: сведения собирал и следы заметал. В сумерках мужчина подошел к пятиэтажному зданию с колоннами, постучал, ему открыли, огляделся и пропал. Терпеливо ожидал Ален, когда шляпа появится вновь.

Взошла луна, окрасила дом бледным мертвым цветом, в лоб, в щеки, в шею впились комары с реки, величиной с кулак, а он и прихлопнуть их не мог – боялся лишнего шума. Луна закатилась за крышу дома, окна в нем погасли, он подполз, прикоснулся к стене – обдало морозом, бежал.

Мама и бабушка, загнав Алена в угол, долго пытали, с кем он валял весь день дурака. Он понимал, что женщинам нельзя доверять, но упорство обеих сломали волю мальчика, и нехотя признался – встретил злого духа в человеческом облике, тот не признался, завтра выведет на «чистую воду». Мама пояснила сыну, что дуракам закон не писан, что это судья и что ищет он преступников по городу уже двадцать лет перед праздником, по домам ходит с вопросами, не бьет ли кто кого, не крадет ли кто у кого, не бегает ли по ночам по чужим домам. Слава богам, нет таких в городе.

И сочинил тогда злую песенку:

Смутили Алена встречи, привели в растерянность. Но дома у очага успокоился, огонь горел ровно и уверенно, никто не погасит. Положил подаренное яблоко на край алтаря, лег в постель.

Разбудил женский вопль, кто-то надрывно кричал от боли, Ален не знал, куда и спрятаться от голоса.

– Сынок, не пугайся, не пугайся, Лия рожает.

– Что?

– Ребеночка рожает.

– Это как?

– Как? Потом, потом расскажу, побегу, помочь надо.

Мать убежала к соседям. Вопли, стоны не смолкали, Ален выскочил из дома, побежал к реке. Сел и задрожал: трава была влажной, от воды несло холодом, в темных кустах шевелились.

– Братец, ты что здесь делаешь в такой час?

– Квентин!

В испуге показал на кусты.

– Как ты думаешь, кто там прячется.

– Думаю, ветер.

– Лия рожает, кричит, стонет, нельзя ли иначе!

– Не получится.

– Почему? Земля рождает каждую весну, но не кричит так жутко!

Глухо шумела река, резко вскрикивала ночная птица. бормотали о своем деревья, в небе висела полная луна – постарела богиня, пропадет в ночи и явится вновь девственницей, месяцем тонким на небе. И так из века в век.

Квентин опустился рядом.

– Кричит, еще как кричит: громы, молнии, дожди. Человек бросил в нее семена, они прорастают, боль принося, так и в женщине.

– О чем ты? – насторожился Ален.

– Сам поймешь, созреешь, станешь мужчиной и…

Ален вскочил.

– Мужчинами рождаются, а не становятся, их сразу различают…

– Братец, штуки в штанах мало, петухи, быки тоже ее имеют, однако, никто не называет их «мужчинами»…

– Я не для забавы сюда пришел, – оборвал он старшего брата, – ты не сказал, как семя попадает в женщину.

– С любовью, только с любовью проникнешь в нее, сам все поймешь – придет время.

– Как это – проникну. – всполошился Ален.

– Тебе сколько лет? Твои сверстники знают, что с семенем делать, а ты что, от богов просветления ждешь? Похож на Аппу, глупца.

Ален вспыхнул: и отец, и мать тоже часто упрекали сына в том, что он не похож на ровесников, пропадает на улицах, что ищет, зачем ищет, с девочками ни разу не встретился, вечерами не гуляет с ними за стенами крепости, с бойцами не сражается. Его любовь к городу была непонятна.