…«Пришли» — выдал Кемень после того, как они вошли в какой-то подъезд, но не стали подниматься по лестнице, а обошли ее и через найденную под лестницей маленькую дверь попали в проход между домами, в котором руки в стороны было не развести. Но они протиснулись и выбрались к небольшому сараю, где под ногами захрустела угольная крошка. За сараем обнаружилось крыльцо подъезда. «Пришли» — еще раз повторил Кемень…

Ложка зарывалась в салат, что был вывален в миску из стеклянной банки, вскрытой по случаю их прихода, подхватывала смесь из моркови, лука и тмина, переносила ее в тарелку, укладывала горкой рядом с картофелем.

— Эх, под такой бы закусь, хозяюшка, водочки и жизнь пошла бы колесом, — жизнерадостно произнес «Жох», потянувшись за ломтем пшеничного хлеба.

«Хозяюшкой» была высокая, прямая, светловолосая женщина лет сорока, говорившая по-русски безукоризненно, но с польским акцентом. Акцент капитан распознал по мягкому «л» и по «в», произносимому словно одними губами.

— Не держу алкоголь.

Она сказала это, оторвавшись от своих мыслей. И мысли ее угадать было нетрудно. Настороженность не покидала взгляда ее зеленых глаз, с тех самых пор, как она открыла дверь ночным гостям. В ее мыслях должны тревожно тасоваться вопросы: как ее знакомый смог убежать из тюрьмы, кого он привел с собой, чем это ей грозит, как ей сейчас быть?

— А угощение так себе, — вдруг добавила женщина. — Собрала на скорую руку.

Это в ней уже заговорила не хозяйка явочной квартиры, а женщина-хозяйка, которой не безразлично, понравится или не понравится гостям в ее доме.

А дом, в котором она жила, был весьма необычный.

…Еще на крыльце «вор» спросил:

— Куда это мы приперлись?

Вопрос тем более был закономерен, что соседние здания мало походили на жилые строения. Кемень задумался. Прикидывает, догадался капитан, выдавать ли тайну. И наверняка путается в своих прикидках. Вроде бы можно скрыть, дескать, некий дом в некоем месте. Но если не скажешь, это может насторожить. Тем более раз они здесь останутся, говори-не говори и так все узнается. «Конечно, узнаю», — мысленно подтолкнул его капитан. И Кемень сказал. Оказалось, что они находятся на территории университета, на ее задворках, перед одним из его многочисленных университетских зданий, перед тем его крылом, которое является жилым и живет в нем всего один человек.

Теперь этот человек сидел перед ними. Они ели и ели с аппетитом, запивая картофель с салатом крепким чаем. «Что ж, ребята, одну из ваших явок я накрыл, так можно сказать, — думалось капитану. — И хорошую явку провалю. Отличное местечко для подпольных сборищ. По вечерам и ночам здесь разве на сторожа можно напороться, да и то сомнительно. А отсиживаться на этой хазе милое дело. Вряд ли кто дотумкает искать беглецов в университетских постройках. Но одной явки мне от вас недостаточно, этим вы не отделаетесь».

«Странное место». Так выразился не только персонаж по имени «Жох», когда они переступили порог, так мысленно выразился и сам капитан. Шепелев ждал от явочной квартиры чего-то более привычного. А не доисторического дома, где того и гляди промелькнет белесый просвечивающий призрак какого-нибудь рыцаря.

Не ожидал он от явочной квартиры груд пыльных книг в переплетах, связок тетрадей и канцелярских папок в коридоре и комнатах. Не ожидал сломанных лабораторных приборов и наглядных пособий. И, в конце концов, никак не чучело лисицы с вываливающейся из него соломой должно украшать явку подпольщиков. Странным было видеть, что всю эту обстановочку освещают не свечи или керосиновые лампы, а электричество.

Под жилье в этом одноэтажном строении было отведено крыло, в остальной же части здания бог ведает, что проводится или хранится. С крыльца их провели через небольшую прихожую, потом следовал подъем по лестнице из пяти ступеней, поворот направо и открылся коридор, в который выходило четыре двери. За первой скрывалась кухня — с теми же перевязанными книгами и кипами исписанных листов, но также с посудными шкафами и полками, с круглой печью для отапливания помещения и с примусом для приготовления пищи. На кухне они сейчас и ужинали.

Больной палец Кеменя был осмотрен, потом к нему приложили плоскую щепку и забинтовали. Кроме того они оба вымылись, а капитан так до пояса. К дому — и это тоже удивило Шепелева — был подведен водопровод, да и в туалет не приходилось бегать на улицу. Расхождением с постройкой Адамового века смотрелся и нормальный унитаз, установленный в ванной комнате рядом с ванной. «Устроимся с комфортом», — отметил капитан, смывая карцерную грязь и пот побега.

Не считая редких, шутливых реплик «Жоха» ужин проходил в молчании. Женщина не решалась ни о чем расспрашивать своего знакомого при постороннем. И ее знакомый поступал так же.

«Кто она такая?» — раздумывал капитан, бросая на нее взгляд. В тонких и правильных чертах ее лица угадывалась порода. Дворянка, причем польская, если учитывать акцент? Ее лицо с суровыми складками лба, поджатые губы, вместе с зачесанными назад и скрепленными в пучок волосами и безукоризненная, прямо офицерская осанка вызывали у капитана сравнение с классной дамой, как тех принято представлять.

По тому, как она встретила своего приятеля Кеменя, по первым фразам, которыми они обменялись через порог на вполне доступном пониманию общего смысла украинском языке, стало ясно, что женщина не любовница и не родственница беглому украинцу. А раз Кемень пришел сам и привел бывшего сокамерника именно к ней, то вывод напрашивается сам собой — женщина имеет прямое отношение к антисоветскому подполью. Но кем работает легально, почему живет при университете на такой странной квартире, почему живет одна? И нельзя ли какой-нибудь из ответов на эти вопросы использовать себе на пользу? Поглядим…

Женщина сидела, убрав руки под стол. Ни на одного из своих гостей она не смотрела, протирала взглядом скатерть с вышитыми по свисающим краям петухами, обегала взглядом стены, подолгу задерживала его на окне.

— Как величать тебя, хозяйка? — спросил, насытившись и отложив ложку, «Жох». — Кого благодарить за королевские харчи? Меня вот зовут Леня, Леонид. А тебя?

— Христина, — сказала она, взглянула на «Леонида» и тут же отвела взгляд.

Вряд ли она назвала вымышленное имя. Чего скрывать имя, когда ее и так засветили с головой.

— Пойду курить, в сени, — поднялся капитан. — Дай, хозяйка, пустую банку, вон в углу тоскует.

Шепелев сидел на верхней ступеньке пятиступенчатой лесенки на краю светового пятна, достающего сюда из коридора. Он оставил друзей-подпольщиков наедине. Пусть пошепчутся. Даже необходимо, чтобы пошушукались, разрешили проблемы.

Тишину в доме и в его ближайших пределах тревожили лишь мелкие звуки: патриархальный, стародедовский стрекот сверчков, мышиное или крысиное шебуршание, пробившийся издалека собачий лай. Из-за плотно прикрытой кухонной двери просачивались голоса. Их ровное гудение иногда перебивалось вспышками на повышенных тонах. Но слов было не разобрать.