одна. И я полагаю, это потому, что вторая в машине. Так?

— Так! — снова нахохлился тяжелоатлет Силантьев, не забывая добивать мои юбилейные углеводы. — Козёл он, этот дядя Лёша! — угрюмо отрекомендовал он мамкиного бойфренда.

Трудно было не согласиться с парнем. Но и смириться с его методами мести за порушенный семейный очаг, тоже было нельзя.

— В чем-то ты прав, но так тоже нельзя! — осторожно выразил я своё неодобрение, — Ну, порезал бы шины или ржавым гвоздем слово неприличное на капоте написал, что ли! Но тридцать два килограмма железа! Откуда кидал-то?

— С крыши, — после паузы признался юный бомбист, — Я бы в этого гада кинул, но мать его не выгнала. Хоть и обещала! — с неподдельным сожалением оглядев пустую разодранную пачку из-под печенья, продолжил сокрушаться Силантьев.

— А вот этого больше никому не говори! — грозно повысил я голос на распалившегося мстиеля-террориста, — Если конечно в тюрьму не хочешь. Ты не подумал, что запросто мог убить совершенно постороннего человека?

На моё удивление в глазах Павла промелькнул ужас. Надо же, дошло! И даже занятия с гирями не помешали его мозгам.

— Короче так! — я потянулся к телефону, — Первое и самое главное! Со Шкатулой ты был в ссоре, потому что он тебя когда-то ударил. И второе, не менее главное! Гирю ты метнул в машину, как и хотел, понял? Бросать её в Шкатулу ты даже и не думал! Всосал?

Силантьев подумал, подумал и только потом неохотно кивнул, соглашаясь с моей установкой на дачу заведомо ложных показаний. Ничего не скажешь, основательный молодой человек.

Из его рассказа я понял примерную картину состоявшейся людской драмы и автомобильной трагедии.

Оба сына, вписанные в паспорт блудливой родительницы, находились в пионерском лагере. Но, если младший Сергей там отдыхал, то старший Павел возмездно трудился помощником физрука.

И, если бы не день рождения потаённого предмета его страсти, то в городе он не появился бы. А домой он в любом случае попасть не должен был, потому что сразу после торжества планировал вернуться в лагерь к отбою. Но случилось нежданное счастье. Во время празднования проявилась взаимная симпатия со стороны именинницы. И влюблённый помощник лагерного физкультурника, в соответствии с чьим-то перлом, что счастливые часов не наблюдают, начисто забыл про время. И про последний автобус в далёкий пригород он забыл тоже.

Только по этой причине Павлик и пришел переночевать под родную крышу. Чтобы первым же рейсом уехать в лагерь и поспеть к утренней зарядке.

Открыв своим ключом входную дверь, первое, что он услышал, была мамкина имитация бурного оргазма. Того самого, на который и ссылался в моём присутствии кобель Шкатула, доказывая мне и самой Лариске, что он любовник, хоть куда.

Но у распутной мадам Силантьевой на этот счет еще ночью сложилось совсем иное мнение. Наверное, по этой причине, добросовестно стонущая под неубедительным помбуром и лениво рассматривающая люстру Лариса, бдительности не утратила, и сына всё же заметила. Скомкав финал феерического, но фальшивого оргазма, она накинула халат и, выскочив в коридор, затолкала ошеломлённого наследника в его комнату. Где и объяснила ему шепотом, что во взрослой жизни иногда такие вот форс-мажоры случаются. Даже в таких приличных и интеллигентных семьях, как у них. В том смысле, что передовикам нефтедобывающей промышленности порой неожиданно выделяют новые «Жигули». И, что только это является причиной данной пикантной случайности. Про которую вахтовику-отцу лучше бы не знать.

Насчет сохранения спокойствия родителя Павел не возражал. Но оставлять безнаказанным похотливого мерзавца Шкатулу он категорически не хотел. Однако с матерью спорить не стал и по её просьбе затаился в своей комнате, пообещав тихо покинуть квартиру рано утром. А в комнате ему на глаза попались его привычные гири. Которые, как когда-то Михаила Самуэльевича Паниковского, и подвигли его неокрепший рассудок. Дождавшись храпа из соседней комнаты, Павлик взял из ряда самый тяжелый снаряд и, выскользнув из квартиры. А потом прямо через техэтаж поднялся на крышу. Всё, что случилось дальше, я знал сам. Без отца, сына и без далеко не святого Шкатулы.

— Ну, что, Силантьев, пошли? — без строгости в голосе позвал парня Гусаров.

Я как надо проинформировал опера, сообщив ему правильную версию снятой с Павла фактуры. И настоятельно попросил его держать ситуацию в русле. Боря не перечил и крови бомбиста не жаждал.

— Ты запомнил два самых главных пункта? — задал я контрольный вопрос тяжеловозу.

Грустный Павлик лишь покивал мне в ответ. После чего они с Гусаровым наконец-то убрались из моего кабинета.

Я тоже не стал задерживаться. Выдернув из дверцы сейфа связку ключей, я тоже вышел в коридор. Там меня и зафиксировала, так не вовремя появившаяся Лидия Андреевна.

— Надо же, а я думала, что напомнить придётся! — обрадовалась Зуева, — Ты план движения дел захватил? — она подозрительно оглядела мои пустые руки.

— Нет, любимая, не захватил! — вынужден был развести я эти пустые руки в стороны, — Я домой иду. А Данилину передай, что все вопросы пусть адресует к Дергачеву!

В конце-то концов, не одному же Пашке Силантьеву наслаждаться бомбической местью!

— Как, к Дергачеву? Как это домой⁈ — закудахтала до бескрайности растерянная Лида. — А ну стой, Корнеев! — запоздало заверещала она мне в спину.

Однако я уже свернул из коридора на лестницу и сыпанул по ней вниз через две ступени.

Прислушавшись к состоянию души и тела, я с минуту взвешивал риски. Потом отомкнул автомобиль и сел за руль. Даже, если придется нести ответственность на общих основаниях, то санкции этого времени за нетрезвую езду ведут свой отсчет от предупреждения и до штрафа. Но кто сказал, что ГАИ Октябрьского района отнесётся ко мне, как простому смертному⁈ Я же целый лейтенант милиции! Тем более, что рулить буду с троекратным превышением осторожности.

Во дворе дома я уже был минут через пятнадцать. Замкнув машину и поздоровавшись с бабками на скамейке, я пошел разбитой походкой в подъезд. Хотелось в душ, а потом в постель. И спать до самого утра. Да, нашатырь, это эффективное средство, но в сочетании с алкоголем, он слишком плющит. Меня, во всяком случае.

— Чего вылупилась? — снимая туфли, обратился я к традиционно выскочившей в коридор Елизавете, — Соскучилась? Ты, подруга, имей в виду, в понедельник в школу пойдём устраиваться! Жить под одной крышей с полуграмотной дурой я не могу! Для меня это унизительно, душа моя, Лиза! Чего ты? Обиделась, что ли?

Глаза пельменницы из Урюпинска были наполнены испугом.

— Вот! — протянула она мне бланк телеграммы Лиза.

Глава 14

Ты что себе позволяешь, Корнеев⁈ — майор Данилин явно встал сегодня не с нужной мне ноги. Не нужной ни мне, ни сидящим в его кабинете следователям нашего отделения.

Уже минуты три я стоял, переминаясь тоже с ноги на ногу и лениво думал, что же мне сейчас изобразить на своём лице? Искреннее раскаяние нерадивого подчинённого или же оскорблённую добропорядочность примерного служаки. Пусть и коварно оболганного. Ну, или неправильно понятого майором Данилиным.

— Ты, лейтенант, вчера Лидии Андреевне, воспользовавшись её доверчивостью, бессовестно лапши на уши навешал! И, с присущим тебе нахальством, вечернюю оперативку проигнорировал, сославшись на начальника РОВД. Но я-то ведь не наивный идиот!

При этих его словах Лидия Андреевна Зуева очень мило покраснела. А коллеги совсем не по-товарищески, заулыбались.

— Я-то тебя, прохиндея, давно уже понял! — похоже, что Алексей Константинович сегодня, вставая утром с постели, ступил не на одну, а сразу на обе ноги. И обе они оказались не те. — Ты мне поясни, ты кем себя возомнил, Корнеев? — прикурил новую сигарету от еще непогасшего бычка рассерженный шеф, — Ты думал, что я не решусь спросить у Дергачева, что, как и почему? Ты думал, прокатит твоя шняга?

Не дождавшись от меня какой-либо реакции, Данилин перегруппировался мыслями и зашел с другой стороны.

— Говорят, что ты вчера среди бела дня по райотделу пьяный и расхристанный разгуливал? — приступил к моему следующему смертному греху майор-инквизитор, — Чего молчишь? — он глубоко затянулся и выпустил из себя весь дым в помещение, — Жаль, что мне слишком поздно об этом доложили! Ты ведь сейчас в этом безобразии уже не признаешься, а, Корнеев? — с сожалением и долей надежды оглядел меня начальник.

— Так точно, товарищ майор, не признаюсь! — не стал поваживать я руководство на лёгкую добычу, — Неправда всё это! Гнусные инсинуации! — сходу отмёл я беспочвенные наветы лживых доглядчиков и доносчиков.

В дверь кабинета постучали со стороны группы учета, выполнявшей параллельно еще и функции приёмной.

— Какого