Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отрицание проблемы – первый признак ее наличия, – сказала мама с печалью в голосе.
Глава 7
Мозгоправ
Несмотря на мои заверения в том, что моя психика находится в полном равновесии, к мозгоправу меня все-таки записали. Доктор Петерсон принял меня на следующий же день, подвинув сеансы других пациентов с меньшим Рейтингом.
Я шла как под конвоем, стараясь не устраивать истерику, чтобы не показать родителям, как я боюсь попасть на сеанс к этому «прекрасному специалисту». Одно неверное слово, взгляд, жест, и меня начнут накачивать лекарствами, и тогда, здравствуй окраина Зеленого города и тупая улыбочка на всю жизнь. Врач уверял родителей, что перенес сеанс с другим пациентом ради меня, поскольку я находилась в опасном пограничном состоянии. Подобный вывод его заставила сделать резкая смена выбора специальности, скачущий Рейтинг, а еще моя фотография с Локи из клуба и посиделки в ванной с персиковой пеной. Ко всем этим данным у доброго доктора был доступ. Хорошо, что у родителей его не было, иначе я бы оказалась здесь гораздо раньше.
Едва загорелась красная лампочка, камеры в кабинете тут же отключились. На самом деле, основная причина частого посещения людьми кабинета психолога заключалась именно в отсутствии камер. Я привычно расположилась на удобной кушетке. После ухода Мист из Зеленого города мне назначили походы к психологу на целый год. Тогда мне нравилось к нему ходить. Я хотела говорить о Мист. Многим позже я поняла, что Петерсон давал мне выговориться, чтобы подвести к одной единственной мысли: «Мист больше нет, помни ее, но молчи о ней, иначе тебя сожрут живьем». В кабинете звучала тихая музыка, действующая исключительно на подсознание, призванная заставить пациента расслабиться. Доктор Петерсон невысокий, изящно сложенный мужчина средних лет с заметной сединой в волосах, обладатель добрых голубых глаз, которым искусственно был придан томный гипнотический блеск. Голос у него тоже был завораживающим, спасибо специалистам по модификации голосовых связок.
– Итак, Гель, о чем бы ты хотела поговорить?
Он дал мне иллюзию свободы, словно я была лидером в нашей беседе. Это было не так. Я приняла правила игры, в которую мы неоднократно играли, и сказала то, о чем он уже, безусловно, побеседовал с родителями:
– Я не уверена, что хочу становиться врачом.
Слова растворились в тишине кабинета. Кушетка, обитая кожей, странно пахла, что наводило на мысли о том, что кожа натуральная.
– Почему?
Если бы пациент был старше, доктор спросил бы: «Чем обусловлено ваше решение?», но я была школьницей, со мной полагалось разговаривать простым языком. Мы, школьники, не самые разумные существа, по мнению взрослых. Я перевела взгляд с лица доктора на лампу, источающую желтый свет. Смотрела на нее, пока глаза не заболели.
– Потому, что я хотела стать врачом, чтобы не появляться перед камерами. А сейчас этой необходимости больше нет.
Честный, предельно честный ответ. Чертова музыка, как обычно, превращает мои мозги в кашу. Я попыталась собраться, прикусить язык. Бесполезно. Петерсон делал заметки в своем блокноте. Он видел мои попытки противостоять зомбирующей музыке. Его это явно забавляло.
– Почему ты больше не хочешь скрываться от камер? – доктор чуть придвинулся вперед. Было ли это выражением интереса или у него просто геморрой от постоянного сидения и ковыряния в мозгах тинейджеров? От этой мысли с губ сорвался смешок. Геморрой…
– Вы не должны задавать какие-то другие вопросы, чтобы убедить меня вернуться на путь истинный? – лгать в этом чертовом кабинете было выше моих сил, но отвечать вопросом на вопрос у меня пока выходило. Это хорошо. Петерсон улыбнулся и сделал заметку в блокноте.
– Нет, Гель. Я должен помочь тебе выйти на собственный путь и не важно, будет ли он правильным в глазах твоих родителей. Но если ты не хочешь говорить о камерах, не говори. Родители сказали, у тебя появились новые друзья-студенты. Возможно, с ними как раз и связано изменение твоих целей и стремлений?
Ничего ему родители не говорили. Этот гад бессовестно читал мои файлы, скачанные из базы Зрителей. Психологам такое можно. Вообще профессия неплохая, жаль только пожизненная, как и любая другая. А значит, место доктора Петерсона освободится только если он сам этого пожелает.
– Да, у меня появилась пара новых друзей.
– Друзья старше тебя. Успешные. Все с высокими Рейтингами. Друзья, которые могут достать для тебя пропуск в Слепую зону.
Петерсон не на шутку начал меня раздражать. Я перевела взгляд на стену с изображением леса. Казалось, сделай шаг, ступи на зеленый мох и провалишься в него. Вскочить бы с кушетки и удрать в эти зеленые дали, ободрать руки о кусты дикой малины, обжечь лодыжки о крапиву. Когда больно, то можно собраться. Найти ту часть себя, которая спрятана от камер, Зрителей, всего мира. Ту часть, которая только моя, которой не нужно ни с кем делиться. Я отрешенным голосом задала вопрос:
– На что вы намекаете? – Нос уловил запах корицы. Петерсон включил дополнительную стимуляцию, чтобы я расслабилась. Я люблю запах корицы, он напоминает мне о бабушке и печенье, которое она готовила на Универсальное Рождество. Она добавляла туда имбирь и корицу. Клала натуральное сливочное масло, а потом выпекала пять минут. Она заставила меня выучить рецепт, а еще назвала несколько имен, которые я должна была запомнить, чтобы назвать так своих детей, если они у меня будут. Имена отчего-то были очень важны. Как и рецепт. Бьорн, Олаф, Ингар, Тор, Хьердис и имбирное печенье. Все, что осталось от бабушки.
– На то, Гель, что скорее всего у этих молодых людей есть причины, по которым они с тобой дружат.
Ага, он видел вчерашний пропавший отрезок моей жизни. Наши взгляды встретились. Он знал, что я знаю то, что он видел произошедшее в доме Анастасии. Не все, конечно, но этого хватило, чтобы догадаться. Петерсон вдруг улыбнулся. Не так, как улыбался пациентам, а как-то по-особенному. По-настоящему. Я сказала:
– Думаю, потому что я очень многосторонняя и интересная личность. А еще я нравлюсь Локи, а им интересно знать, кто он такой.
Я тараторила быстро, стараясь увести разговор в другое русло. Не хотелось подставлять ребят. На противозаконные действия его клятва о конфиденциальности пациента могла не распространяться. В том, что взлом камер был противозаконен, я не сомневалась. Находился ли закон на пересмотре или нет, не знаю. Подобные действия скажутся на Рейтинге, а из-за них Анастасия, Шон и Иван могут вылететь из университета. Маневр удался. Петерсон поинтересовался:
– Локи. Кто такой Локи?