Велисарий повернул голову к Бузесу и Кутзесу. На его лице было написано презрение.

— Пятидесяти! Вы можете в это поверить? Типичная персидская самоуверенность.

Кутзес открыл рот, чтобы что-то сказать, но Велисарий жестом остановил его и снова повернулся к пленному.

— Я не знаю, прибыл ли караван в ваш лагерь. Поэтому повторяю вопрос: да или нет?

На лице перса было написано смятение, правда, он взял себя в руки за несколько секунд.

— Думаю, да, — ответил он. — Я уехал из нашего лагеря позавчера, поэтому ничего про караван не слышал. Но теперь-то я уверен: прибыл. От Нисибиса ведь всего четыре дня пути. И они не стали бы нигде задерживаться.

Велисарий какое-то время молча смотрел на пленного. Кутзес хотел что-то сказать, но Велисарий жестом попросил его помолчать. На лице того отразилось раздражение, но он все-таки сдержался.

Еще через пару минут тишины Велисарий откинулся на спинку стула, положив руки на бедра. Казалось, он пришел к какому-то решению.

— Выведи его, — приказал Велисарий Валентину. Бузес хотел возразить, но Велисарий так гневно посмотрел на него, что тот предпочел промолчать.

Однако как только пленного увели, братья взорвались.

— Что, черт побери, это был за допрос? — спросил Бузес. — И почему ты его прекратил? Мы так ничего и не узнали про этот караван с деньгами!

— Пустая трата времени, — фыркнул Кутзес. — Если хочешь получить что-то существенное от перса, нужно приглашать…

— Палача? — спросил Велисарий. Он закатил глаза, всем своим видом показывая отвращение, а потом хмыкнул. Затем резко встал, поставил на стол кулаки и оперся на них.

— Я понимаю, почему вы таскаете за собой профессионального специалиста по пыткам! — рявкнул полководец. — Я бы тоже таскал, если бы был дураком.

Братья смотрели на него в ярости, он отвечал им подобным взглядом.

— Давайте я вам кое-что объясню, — холодно произнес он. — Меня совершенно не интересовала информация о караване с деньгами. Перс о нем ничего не знает. Откуда? Караван вышел из Нисибиса только позавчера.

— Позавчера? — в удивлении переспросил Бузес. — Но ты же сказал…

— Я сказал врагу, что караван с деньгами вышел пять дней назад.

Братья теперь молчали, нахмурившись. Велисарий снова сел.

— Мои разведчики увидели, как караван выходил из ворот города. Один из них быстро вернулся сюда. Поэтому караван никак не мог добраться до лагеря Фируза.

— Тогда почему ты…

— Почему я спрашивал о нем перса? Мне просто хотелось получить его первую реакцию. Вы видели — он талантливый лжец. Тем не менее, когда я спросил его о караване, он колебался, подыскивая ответ. О чем это говорит?

Очевидно, братья не были уж слишком глупы, так как оба поняли суть.

— Сами персы не в курсе! — воскликнули они хором.

Велисарий кивнул.

— Я узнал, что персы теперь отправляют караваны таким образом. Вместо того чтобы задействовать целую армию для охраны каравана, они предпочитают все держать в секрете. Даже солдаты, для кого предназначаются деньги, не знают о них до прибытия каравана.

Братья переглянулись. Велисарий рассмеялся.

— Искушает, не правда ли? Но, боюсь, нам придется о нем забыть. По крайней мере на этот раз.

— Почему? — спросил Бузес.

— Да, почему? — эхом повторил брат. — Это великолепная возможность. Почему бы нам его не захватить?

— Ваши мысли идут не по тому руслу. Во-первых, я понятия не имею, какой дорогой пойдет караван. Не забывайте, у нас остается только один день, в самом лучшем случае — два, чтобы захватить караван, пока он не доберется до лагеря персов. Чтобы обязательно найти его, нам придется отправлять целый отряд кавалерии. По меньшей мере. А чтобы быть уверенными, то и два…

— И что? — спросил Кутзес.

— Что? — Велисарий в отчаянии закатил глаза. — Ты же сегодня присутствовал на переговорах с Фирузом!

— Ты к чему клонишь, Велисарий?

— К тому, Кутзес, что Фируз готовится нас атаковать. А мы проигрываем ему в численности. Нам придется защищаться. Сейчас у нас — самое худшее время для отправки части конницы носиться по всей Сирии. Она нужна нам здесь, в форте. Каждый человек.

Кутзес начал возражать, но брат остановил его, схватив за руку.

— Давайте не будем спорить! Нет смысла, к тому же тут слишком жарко, — он демонстративно вытер лоб. Велисарий сдержал улыбку. На самом деле лицо Бузеса практически не вспотело.

Бузес еще раз вытер лоб и сказал:

— Думаю, мы тут со всем закончили. Или есть что-то еще?

Велисарий покачал головой.

— Нет. Вы сообщили всем своим людям, что мы объединяем силы?

— Да, они в курсе.

Последовал краткий обмен любезностями, в котором Кутзес участвовал с недовольным видом. Бузес, с другой стороны, демонстрировал небывалое добродушие. Братья вышли из шатра, Велисарий проводил их и вежливо разговаривал с ними, пока они садились на лошадей. Полководец не возвращался в шатер, пока не увидел, как братья выехали за ворота лагеря.

Маврикий ждал его внутри шатра.

— Ну? — спросил гектонтарх.

— Когда спустится ночь, вручи персу мое послание для Фируза и отпусти его. Удостоверься, что ему дали хорошую лошадь. Затем тихо передай нашим мой приказ. Предполагаю, на рассвете мы отсюда уйдем.

— Так быстро?

— Если только я не допустил серьезной ошибки. — Он посмотрел на выход из шатра. — А я не думаю, что ошибся.

— Тебе должно быть стыдно.

Велисарий хитро улыбнулся.

— Я очень расстроен.

Гектонтарх саркастически хмыкнул, но не стал ничего комментировать.

— Ашот вернулся, — сообщил он.

— Что Ашот думает о месте?

— Подойдет. Гора очень кстати — если ветер будет дуть с нужной стороны.

— Должен, после полудня.

— А если нет?

Велисарий пожал плечами.

— Придется как-то справляться. Даже если не будет ветра, все сделает одна пыль. Конечно, если ветер подует в другую сторону, мы окажемся в неприятном положении. Но я ни разу не видел, чтобы он до вечера дул с востока. — Велисарий сел за стол. — А теперь пошли за хилиархами и трибунами. Я хочу удостовериться, что они правильно поняли мой план.

В эту ночь, сразу же после окончания совещания, Велисарий прилег отдохнуть. Почти час он лежал в темноте, строя планы, перед тем как заснуть.

Когда полководец размышлял, цель бродила по коридорам его разума. Снова и снова грани угрожали распасться. Их почти охватило отчаяние. Как раз тогда, как чужие мысли начали сосредотачиваться! А теперь они сами себя не понимают. Это было подобно изучению языка, в котором постоянно меняется грамматика. Невозможно!