Лемехов достал тетрадь, присел на диван и стал читать написанные синими чернилами четверостишия, читанные много раз. И всякий раз они вызывали головокружение, как если бы он чувствовал вращение Земли.

Царило африканское засушье.

В голодных деревнях стояли плачи.

Пила из лужи лань, прижавши уши,

Поджарый волк и я, «солдат удачи».

Горела Африка, и дикое зверье

Бежало сквозь огонь сухих акаций.

Бежал и я, не отпускал цевье

Обугленной трофейной «Эм шестнадцать».

Нас уцелело двое из немногих.

Мы добирались до прибрежных глыб.

Нам океан выплескивал под ноги

Серебряных и золоченых рыб.

Кипела на ветвях обугленных смола.

Мы у костра вповалку все уснули.

И в брошенных, обшарпанных стволах,

Устав летать, дремали наши пули.

В траве ютились тварей миллиарды.

Там все сверкало, пело и свистело.

Два грифа в небе, словно алебарды,

Снижались на безжизненное тело.

Под небом Африки, в стреляющем краю

Средь блеска звезд лежал, зажав винтовку.

С тех пор я под рубашкою храню

Тех африканских звезд татуировку.

Опять буран войны меня унес.

Но все хранил, все сберегал в дороге

Тот горький вкус твоих прощальных слез

И поцелуев сладкие ожоги.

В пустыне душной на ночлег прилег.

Под утро дождь пролился над песками.

Проснулся, и божественный цветок

У глаз моих светился лепестками.

Был утром океан жемчужно-синий.

Коверкая английские слова,

Нам африканки яства приносили

На маленьких прекрасных головах.

Она лежала, черная царевна.

Я украшал ей груди виноградом.

Она явилась из сказаний древних,

Благоухающих фруктовым садом.

По Лимпопо сплавлялись к океану.

Вдали горела хижин вереница.

На пулемет, повернутый в саванну,

Внезапно села голубая птица.

Мерцала в воздухе волшебная слюда.

К луне неслись бессчетные созданья.

Горела в Лимпопо хрустальная вода.

Звучало в тростниках то пенье, то рыданье.

Дух гибельный по Африке бродил.

Страдали люди, звери и растенья.

В зловонной луже мертвый крокодил

Взбухал, распространяя запах тленья.

В песках меня не раз пронзала сталь.

Трепала в джунглях злая лихорадка.

Привез с войны латунную медаль

И сумрачных стихов измятую тетрадку.

Я воевал в Анголе, в Мозамбике.

Мне были трудные заданья по плечу.

Я слышал мир в его предсмертном крике.

Вот почему ночами я кричу.

Лемехов перечитывал отцовские стихи. Душа отца тосковала по прекрасному и возвышенному, погруженная в жестокую войну, которая в конце концов унесла его в свою бездну. Среди страниц вдруг обнаружилась притаившаяся песчинка. Быть может, ее принес ветер, оторвав от барханов в устье Лимпопо, где пресная речная вода мешается с океанским рассолом.

Лемехов взял со стола увеличительное стекло. Стал рассматривать сквозь линзу песчинку. Кристаллик кварца светился тончайшими разноцветными лучами, как малая росинка. Лемехов вдруг подумал, что если слиться с одним из этих лучей, розовым, голубым или зеленым, то можно пролететь через пространство и время и очутиться на берегу Лимпопо в тростниках, сквозь которые течет ленивая желтая вода. Там он станет читать отцовские четверостишия. И на его сыновний голос, раздвигая тростники, выйдет отец, худой, загорелый, с сияющими глазами, ликуя от долгожданной встречи. Лемехов обнимет колючие плечи отца, привезет его в русские снега, в русскую золотую осень. И отец будет сидеть в кресле, глядя на изумрудный газон и беседку, а он, Лемехов, станет накрывать его усталые ноги теплым пледом.

Лемехов увидел, как подкатил автомобиль. Плавно застыл у крыльца, и из него вышла Ольга. Ему показалось, что неслышная мелодия, та, что она играла ему во время последнего свидания, вдруг сладостно полилась. Ярче засветился зеленый газон, драгоценней засверкала беседка, таинственно отозвались в сердце стихи отца, нежнее задышал белоснежный цветок на темной воде бассейна. Ольга шла, опустив глаза и чуть улыбаясь, словно знала, что ею любуются. В руке у нее был узкий футляр, в котором хранилась флейта. Ее кожаный жакет был оторочен пепельным мехом. Светлые волосы гладко зачесаны и собраны на затылке. Лицо с нежным овалом выражало счастливую уверенность в том, что ее ждут, любят, и она готова ответить на эту любовь.

Лемехов обнимал ее, просовывал торопливые пальцы в рукава жакета, чувствовал ее запястья, целовал ее голую шею, хрупкую теплую ключицу. Принимал футляр с флейтой, помогал снять жакет.

– Как прошли гастроли? Как Лондон? Тебя принимали в Виндзорском замке? В Букингемском дворце?

– Ну, конечно, вся династия плясала под мою дудку. А принц Чарльз предложил мне играть в придворном оркестре и подарил флейту из индийского самшита, инкрустированную перламутром и золотом.

– Такую же он подарил принцессе Диане. Мелодия вышла печальная.

– Ну, это все шутки, конечно. Был концерт в «Альберт-холле», было несколько концертов в Шотландии. И один концерт для нашей русской респектабельной публики во дворце, в предместье Лондона. Кстати, дворец принадлежит Вениамину Гольдбергу. Он назвался твоим хорошим знакомым и даже партнером. Я так его очаровала, что он готов организовать мое турне в Америку.

– Веня – ловкач, славится тем, что организует турне хорошеньким женщинам. В лихие годы ему удалось приватизировать мощное оборонное КБ, производящее антиракеты. Он получил от государства деньги, провалил заказ и, должно быть, на эти деньги купил дворец в предместье Лондона. Теперь мы не знаем, как вернуть государству стратегическое КБ.

– Но он очень галантен, и в восторге от моих сочинений. – Ольга поддразнивала Лемехова. Но, заметив огорчение на его лице, обняла его, поцеловала в губы. – Все это пустяки, мой милый. Я у тебя. Ты мой единственный и неповторимый. И я очень хочу есть.

Они обедали вдвоем, без прислуги. Горящие спиртовки не давали остыть бульону из индейки и медальонам из телятины. Он наливал прохладное шабли в высокие бокалы. Смотрел, как губы ее касаются золотистого вина, пьют и улыбаются. На округлом подбородке дрожит милая ямочка. В больших серых глазах отражается окно с желтым кленом.

– Ну а как ты путешествовал? Какие были у тебя приключения?

– Да как тебе сказать. Было нечто странное.

– Что странное?

Он не стал ей рассказывать о черной громаде лодки, проносящей мимо глаз свой чудовищный борт. О ракете, взлетавшей из моря в слепящей плазме. О медведе, уронившем на передние лапы мертвую голову, и о желтом листке березы, что прицепился к его загривку.