– Верность… – снова повторила за ним Наргис. – Даже без малейшей надежды? Даже если одна ночь в году – и та недостижима?

– Пока люди живы, надежда всегда остается с ними, – невозмутимо заметил Лао Шэ. – Я всего лишь скромный книжник, моя госпожа, но я слышал о многих и многих чудесах. Те, кого считали умершими, возвращались к жизни, неизлечимо больные вылечивались, а приговоренные получали помилование. Кто может сказать, что знает будущее? Мы можем лишь надеяться, что оно окажется милосердным и справедливым. Если девушка, о которой вы говорили, отдаст другому не только свободу, но и свое сердце, никто не вправе ее винить. Но если она сохранит верность уехавшему на край света, умирающему от болезни или ушедшему на войну, тем больше ее заслуга перед людьми и богами. А боги иногда любят проявить великодушие и наградить преданные сердца воссоединением. Даже у Пастуха и Ткачихи есть надежда, что уж говорить о нас, простых смертных.

– Благодарю вас, Лао Шэ, – тихо сказала Наргис.

Ей показалось, что с сердца упали стянувшие его оковы, так легко стало дышать. Верность! Чинец прав, как Наргис могла отчаяться, если Аледдин все еще жив?! Ему предрекали скорую смерть еще несколько лет назад, когда проклятие только проявилось, но письма из Тариссы все еще идут. Значит, она должна ждать, надеяться и верить в милосердие богов.

* * *

Что-то в окружающем мире было совершенно неправильным, и задремавший совсем ненадолго Фарис растерянно озирался, пытаясь понять, что именно изменилось за это время. Целитель Раэн сидел за столом и торопливо писал на листе странной бумаги, тонкой, почти прозрачной. И снег все так же шел за окном… За окном? Фарис посмотрел на небо и заморгал, подозревая, что успел сойти с ума за время сна.

– Пять часов, – бросил Раэн, откладывая перо.

– Что – пять часов?

– Ты проспал пять часов, почти весь день, поэтому и солнце не на месте. Интересно, что ночью будешь делать?

– На луну выть. Или сонное зелье попрошу, – буркнул Фарис, садясь и растирая ноющие виски.

– После этой гадости? – Раэн удивленно вскинул брови. – Уж лучше я тебя поленом по голове огрею. Честное слово, вреда будет меньше.

Аккуратно сложив листок, целитель вскочил и, улыбаясь, протянул Фарису руку. Тот, возмущенно фыркнув, попытался встать и понял, что помощь предлагалась не зря: ноги тряслись так, словно он в одиночку уговорил баклагу молодого вина. Впрочем, слабость быстро прошла, оставив лишь легкую головную боль.

– Ну что? – окликнул Фарис Раэна, сворачивающего письмо в трубочку. – Получилось?!

Тот пожал плечами.

– Что-то получилось, – сообщил он задумчиво. – А вот что? Пока ты отсыпался, я съездил к роднику, поискал отпечатки магии. Как бы тебе объяснить?

Покопавшись в потертой дорожной сумке, он достал из нее деревянную миску и мешочек, в котором оказалась горсточка птичьих перьев. Бережно вытряхнул их в миску, добавил золы из очага, разбил пару сырых яиц и плеснул воды, а потом взял ложку и несколькими движениями замесил подобие теста.

– Представь, что ты смотришь на след неизвестного зверя, – продолжил он, отставляя миску в сторону и опять копаясь в сумке. – Это не лапа, не копыто, не птичий след, а нечто иное, чего ты никогда не видел. Сможешь определить что-нибудь?

– Ну, может быть, величину, – неуверенно сказал Фарис.

– Разве что величину, – подхватил Раэн, старательно смешивая в медной чашке какое-то пахучее масло, белый порошок вроде муки и обыкновенный комок паутины. – Ни облика зверя, ни его повадок ты не узнаешь. Вот и у меня то же самое. Магия там точно есть, сильная, густая, несущая смерть, это я могу сказать совершенно определенно. А все остальное не читается. Откуда она взялась? Что послужило толчком? Почему не погиб только ты? Сплошные вопросы! Может быть, это как-то связано с новолунием?

Он размял получившуюся смесь и поджег, просто дунув на нее. Плоская лепешка вспыхнула ровным зеленоватым пламенем и очень быстро сгорела, оставив пепел, который чародей всыпал в миску с перьями и золой и снова размешал, на этот раз очень тщательно.

– Что ты делаешь? – не выдержал Фарис.

– Сейчас увидишь…

В ловких пальцах чародея комок грязно-серого теста с торчащими из него перышками стал фигуркой птицы, напоминая глиняные свистульки, которые лепят мальчишки.

– Если я чего-то не знаю, то это может знать кто-то другой, – отстраненно сообщил Раэн, выглаживая фигурку пальцами. Внезапно Фарис понял, что птичка прямо на глазах покрывается перьями, точь-в-точь такими, какие чужестранец смешал с золой. – А отправить обычное письмо у нас вряд ли получится, снег отрезал долину надолго. И времени терять тоже нельзя, так что придется…

Теперь он вертел в ладонях настоящую птицу размером примерно с грача, только неподвижную, словно чучело. Отложив свое создание в сторону, целитель взял со стола длинный узкий нож голубоватой стали, который Фарис только сейчас заметил, быстро полоснул левую ладонь по бугру возле большого пальца и сложил ладонь лодочкой. Видимо, разрез был глубоким, потому что ладонь почти мгновенно наполнилась кровью.

– Если хочешь получить что-то, нужно за это платить, – спокойно произнес Раэн, глядя на изумленного Фариса. – А за жизнь, даже такую ненастоящую, нужно платить жизнью. Или хотя бы ее частичкой. Все честно.

Взяв правой рукой птицу, он вылил на нее часть крови, и та мгновенно впиталась в темно-серые перья. Затаивший дыхание Фарис увидел, как то, что недавно было комком грязи, на глазах ожило, встрепенулось. Покосившись на него желтым глазом, колдовская птица перелетела на левую руку целителя и опустила клюв в лужицу крови. Через несколько мгновений ладонь оказалась чистой, только белая ниточка шрама на месте разреза еще напоминала о случившемся. Почему-то Фарису подумалось, что и она продержится недолго.

Привязав к лапке птицы письмо, завернутое для надежности в кусочек тонкого пергамента, Раэн открыл дверь, что-то сказал своему созданию и резко взмахнул рукой. Темно-серый комок сорвался с его предплечья и взмыл в небо, стремительно набирая высоту.

– В Аккаме живет один мой хороший друг, знаток редких видов магии, – пояснил чужеземец, возвращаясь в комнату. Ледяной порыв ветра, прорвавшийся в распахнутую дверь, закрутил оставшееся на столе перышко. – Если кто и может нам помочь, то это он. И не смотри на меня такими глазами. Вроде бы ты и раньше знал, что я чародей? Летающие ведра тебя не удивляли…

Насмешливо улыбнувшись, Раэн смахнул со стола остатки золы обратно в очаг.

– Придется нам набраться терпения, друг мой Фарис. Даже для моей птички путь до Аккама не близок. Неизвестно, когда она вернется, и будет ли толк от ее возвращения. Что ж, подождем!

После первого дня все следующие потекли для Фариса непрерывной серой чередой. Он не выходил на улицу, но иногда жадно смотрел из-за садовой ограды на редких прохожих, стараясь, чтобы его не заметили. Так птица, пойманная в силок, тоскливо глядит на свободных собратьев, надеясь взлететь и даже иногда пробуя крылья, однако снова и снова замирает в ловушке.