– Я буду по тебе скучать. А ты в свой день рождения будешь в Москве. И мы его не отпразднуем вместе.

– А я вернусь во вторник, и мы отпразднуем, когда у тебя будет время.

– А я во вторник сразу к тебе, как только ты прилетишь.

– Не забудь розовое шампанское на этот раз.

– Могла бы и не напоминать.

Его отпустило после этого разговора. С Одри он никогда бы не смог так поговорить. Домой он вернулся совершенно изможденный и отходил весь уик-энд. Просто сказал жене, что на работе одни проблемы и ему надо прийти в себя. Она ответила, что у него одного проблемы и проблемы всегда, и поехала с Лизой и Саймоном в гости, что было практически объявлением войны.

Вернулась поздно, видимо слегка одумавшись, и стала его тормошить в постели. От нее приятно пахло духами и свежестью. Но Джон так устал, что на Одри у него энергии уже не нашлось. Он отодвинулся и натянул одеяло на голову. Все же услышал, что она всхлипывает. Но сил и желания разбираться еще и с этим не было. Одри повсхлипывала и заснула, а Джон лежал без сна всю ночь, думая о том, в какой хаос он превратил свою жизнь.

Утром Анна проснулась в Москве в своей просторной спальне с огромными французскими окнами. Телефон тренькнул: «Baby-cat, пусть я буду первым, кто скажет “С днем рождения!”, прежде чем мир осыплет тебя цветами и подарками». Через пять минут позвонил муж:

– Надеюсь, я первый, кто тебя сегодня поздравляет. Я хочу сказать, что очень тебя люблю, и что мой подарок ты найдешь в Лондоне по возвращении.

Действительно, цветов и подарков было много, об их прибытии докладывали секретари в ее московском офисе, телефон тренькал поздравлениями не переставая, и она читала их в машине, по дороге с одной встречи на другую. Вместо ланча заскочила в «Дессанж» сделать новую стрижку.

Вечером был официальный ужин в штаб-квартире одной крупной корпорации, в маленьком зале на последнем этаже с видом на Кремль и храм Христа Спасителя. Ужин не имел никакого отношения к ее дню рождения, корпорация принимала президента их международного банка и Анну как часть его эскорта. Говорили о политике и бизнесе, о России. Анна сидела по левую руку от владельца компании и, как всегда, восхищалась им. Она вообще восхищалась этими ребятами, своими ровесниками или чуть старше, которые построили свои империи за десять – пятнадцать лет.

Их многие ненавидят, но эти люди работают по восемнадцать часов в сутки и у них выдающиеся мозги. Да, они летают на личных самолетах и отдыхают в Куршавеле. Если бы они летали эконом-классом, а отдыхали бы в Анапе, то уже умерли бы от нагрузок, сопряженных с миссией, которую выбрали. Их предприятия несут в регионы занятость, там работают сотни тысяч людей, которые и составляют какой-никакой чахлый средний класс, их выбирают в партнеры иностранцы, и благодаря этому Россия хоть во что-то интегрируется. Они не ангелы, беспощадны в конкуренции, злоупотребляют лоббированием, заносят в правительство, а что, где-то в мире по-иному? При их богатстве уже давно каждый из них мог бы купить по острову и жить там беспечно. А они вкалывают в стране, где по улицам-то проехать невозможно, и без отдыха приумножают ВВП. Еще поднажмут и практически удвоят. ВВП что, тоже кому-то не нравится?

Рядом с ней сидел скучный испанец из их банка, который больше помалкивал. Когда перед всеми поставили десерты, а Анна попросила сразу кофе, он сказал:

– Зря не ешь десерт, это потрясающее суфле.

– Я никогда не ем десерты.

– Так до лета еще далеко, куча времени, чтоб сбросить пару лишних килограммов.

Ей так хотелось поозорничать, а испанец был такой зануда и так подставился, что она просто не смогла удержаться:

– А у тебя что, секс только летом?

Хотя она сказала это совсем тихо, хозяин ужина все же услышал, видимо. Он уткнулся в салфетку, как будто вытирая пот, и сотрясался в беззвучном хохоте. Занятная женщина…

Она вернулась домой поздно, и тут же позвонил Джон. Он требовал полный отчет за день, а выслушав, сказал, что она не имеет права жаловаться, будто мир ее все время имеет. Она не могла не признать, что он прав.

Цветы были и на следующий день, она садилась в самолет, захватив два самых красивых букета. Джон уже караулил ее на крыльце дома и, поднявшись в квартиру, открыл шампанское. Из еды он мог предложить только суши, которые захватил в Selfridges, но это было совсем не важно. Всю ночь они опять таяли друг в друге, чувствуя, прежде всего, нежность. О ней Анна боялась говорить, а он шептал: «Мы опять вместе, мы опять одно целое…» А потом, откинувшись на подушки в изнеможении, он продолжал гладить ее и повторял: «Слишком много секса, не остается времени на то, чтобы просто лежать с тобой рядом, гладить тебя всю-всю, смотреть на тебя и учиться понимать, что там варится в этой головке».

Утром они принимали ванну вместе, он тер ее скрабом, намазывал маслами, а потом долго и медленно любил, не прикрывая глаз, а рассматривая эту принадлежащую ему чудесную игрушку. Джон умел устраивать праздники – он взял отгул на работе, они провалялись в постели полдня, лениво, как нормальные пары в свой выходной, слушали музыку, меняя диски, болтали. Под вечер он повез ее на ужин в честь дня рождения в Ковент-Гарден.

А на следующее утро праздник кончился, и он убежал на работу, чтобы оттуда поехать в Хитроу к самолету на Эдинбург. Предупредил, что на следующей неделе его не будет в Лондоне – опять Гамбург и Мадрид и дистанционная ругань с Джулией, а потом он вернется в Эдинбург в четверг, чтобы немного передохнуть, потому что в воскресенье ему надо лететь в Вашингтон на целую неделю, чтобы подвинтить продажи в Америке. Так что они увидятся через две с половиной недели, не раньше.

Анна подумала, каким невероятным счастьем было бы полететь в Вашингтон вместе, да и в Гамбург, наверное, тоже. Но ведь Джон предупредил ее, что, если ей не хватает именно этого, надо искать другого партнера. А она уже сделала свой выбор, теперь-то что жаловаться?

Джон утомился непрерывно устраивать людям праздники, поэтому по возвращении в Эдинбург сразу сказал Одри, что на работе становится всё сложней и он просит только одного – оставить его в полном покое на весь уик-энд, без Лизы, Саймона, трагедий Джуди и по возможности без всхлипов по ночам.

Одри уже приготовилась к отпору, но у него был заготовлен отходной маневр:

– Одри, пожалуйста, не расстраивайся. Я знаю, что уже месяц веду себя по-свински. Давай так – я всё поправлю ровно через неделю. Я прилечу из Мадрида в четверг, и до отлета в Вашингтон в воскресенье вечером мы вместе будем делать только то, что ты хочешь.

На том и порешили.

Пока он летал по Европе, Одри размышляла. Неужели она что-то проглядела? Надо менять тактику. Наверное, она слишком подтягивала вожжи в последнее время, и конь начал взбрыкивать. Надо отпустить поводья и понаблюдать, что будет.