– Ну, я не знаю, как Майкл всё это будет устраивать, но Одри сказала, что она мечтает поехать кататься вместе. В конце марта в Тироле славно – не холодно и в ресторанах уже можно сидеть на террасах. А Майкл должен как-то быстрее определяться. Я против жизни на два города. Конечно, пусть сам решает, как лучше, но неужели эта клиника единственная, и он в Лондоне себе не найдет не менее интересной практики?

Джон подумал, что перед Майклом стоят неразрешимые задачи. Лора не успокоится, пока не сядет в советы директоров благотворительных фондов Лондона. Желательно рядом с членами королевской семьи. Диана, жаль, умерла, но есть и другие, сойдут. И как она завербовала Одри, подумать только! Та ненавидит кататься, ей всегда холодно, да и вообще не любит спорт, а тут ради этого светского скелета готова на всё.

После обеда Джон подошел к Майклу. Тот потряс своей благородной седой шевелюрой:

– Да, всё не просто. От Оксфорда отказываться нельзя: еще два-три года, и я уже не смогу оперировать. Руки будут не те. Но клинику на кого оставить? Я ведь ее своими руками создавал все десять лет. А врачи как дети. Ссоры, интриги. Ты знаешь, как трудно руководить клиникой, если ты набрал туда талантливых врачей? Они же все творцы, понимаешь. Меня-то они слушают, потому что я лепил их и всё это десять лет, и мой авторитет незыблем. А никто из моих замов для них не станет начальником. Вся клиника пойдет вразнос.

– Ты не поверишь, но я понимаю тебя, как никто. У нас в компании похожая ситуация. Мы, правда, людей не режем, поэтому, конечно, попроще. Но очень похоже. Действительно, все упирается в то, кого ты вместо себя назначишь.

Одри подошла к нему, сияя от счастья.

– Представляешь, мэр был так со мной любезен! Он пригласил нас завтра на церемонию открытия музея после ремонта. А потом будет прием.

– Одри, ну какой прием? Суббота, какой-то музей, ну зачем нам всё это?

– Нет, ты послушай. Там будет много интересных людей. Но главное – там будет заместитель Майкла, а я уже слышала, что, скорее всего, Майкл оставит его вместо себя. Помнишь, такой маленький, лысый, ты никогда его не любил? И был прав, он полное ничтожество. А это значит, что ты должен подружиться с ним, потому что это мне очень поможет.

– А как я могу помочь? И для этого именно завтра, накануне моего отъезда в Америку, я должен идти на открытие музея? Про что музей-то, мы хоть знаем?

– А что у нас было на ремонте последнее время? По-моему, музей ремесленного мастерства, но не уверена. Не важно. Этот зам такой зануда, что всё время один. Ты должен его как-то приласкать. Ну, приглашать его на гольф время от времени, на теннис. Куда-нибудь еще… Он будет очень польщен, уверяю тебя. Ты же кого хочешь очаруешь. Ну и мне, конечно, придется включить его в список гостей, но по минимуму. Я его не выношу.

Джону хотелось смеяться и плакать. Ну просто как ребенок! Просит, чтобы папа пошел в школу и помирился за него с учителями. Если это чучело и правда станет ее начальником, ей самой надо строить с ним отношения. А гольф здесь ни при чем. Это святое. Джон и так дома проводит считаные дни. Его уже и гольфа хотят лишить. Их святой компании мужиков, играющих вместе уже больше десяти лет, которым так здорово вместе, им всем таскать это чучело по гольфовым полям!

В субботу утром Джон наблюдал, как Одри одевается – укутывается для приема. Ее гонят туда лишь смутные нереализованные амбиции. Лора – светская дама местного масштаба, и Одри за ней тянется, вот с мэром настроилась подружиться, может, при открытии следующего чего-то и у нее будет собственная роль. А поставленная ему задача подружиться с чучелом? Ведь она классный терапевт, работает себе и работает, у нее есть доверие постоянных пациентов. А тут какое-то смутное желание при новом начальнике играть тоже какую-то роль. Интриги в клинике плести, что ли? Какая всё это суета.

Прием был ужасен. Несколько десятков человек слушали скучные речи с полчаса на пронизывающем ветру, под моросящим дождем, который то и дело норовил перейти то ли в снег, то ли в град. Запущенные в помещение присутствующие пытались вернуть себе чувство собственного достоинства с помощью дешевого шампанского с крекерами, сырами из супермаркета и водянистого фруктового салата.

Джон разговаривал с главным архитектором города о перспективах строительства, и это представляло еще какой-то интерес. Однако надо было выполнять то, за чем он пришел, и Джон двинулся к будущему шефу клиники. Тот и его жена стояли особняком и даже не пытались влиться в общий праздник.

Жена была тощая, выше мужа на полголовы, в офисной прямой черной юбке, лиловой блузке с кружевами и с перманентом на голове. Ее прямой нос торчал на лице как сучок и покраснел от холода. Кажется, супруги даже друг с другом не разговаривали. Чучело звали Кевин, и действительно, он расплылся, когда Джон обратился к нему, и тут же пустился рассказывать об отношениях клиники с городскими властями. Всё пытался объяснить, как неэффективно и несправедливо устроены расчеты с муниципалитетом, когда клиника занимается социальными пациентами. Он был точен в деталях, подробно рассказывал о структуре затрат, о стоимости всех видов диагностики и первой помощи и о том, как городские субсидии должны были бы распределяться по разуму. Это было скучно, но Джон всё яснее видел, что в своем роде Кевин – идеальный преемник Майкла. Сторожевой пес без собственной доктрины, последовательно и детально реализующий план творца. С полным отсутствием харизмы и вообще любых признаков лидерства. Тем самым создающий врачам больший, чем Майкл, комфорт, поскольку не способен вторгаться в творческую часть процесса (что его бедная Одри не понимает). Это сценарий посильнее, чем Джулия в его, Джона, компании. Но вслух сказал совсем другое:

– Недавно смотрел голливудскую версию «Кармен». Великолепно. Не тронули музыку оригинала, но инсценировали современно и аранжировали – очень дозированно – классическую музыку в рок-н-ролл. При этом сохранили страсть как основу драмы и интриги. Если вы еще не видели, рекомендую.

– Не видел и не уговаривайте. Мне и опера-то просто претит, я пошел один раз ее послушать – ничего, кроме отвращения. Так извратить Мериме, а! Сделать из него дешевое шоу. Ни Бизе, ни тот, кто писал это пасквильное либретто, не способны были понять оригинал.

– Хм, да… Понятно. Интересно, как вы это видите. Честно говоря, я как-то не соотносил оперу с текстом Мериме. По-моему, опера все-таки как-то, ну… самостоятельное явление, нет?

– А зря не соотносили. Эта зараза – брать великое и превращать его в дешевое развлечение – могла родиться только у французов в прошлом веке. Совершенное извращение истинного.

– Тогда вы наверняка не одобряете «Гладиатора». Это, конечно, не шедевр, но уже то, что фильм держит в напряжении три часа, само по себе достоинство.

– Отвратительно. Они даже имена императоров не в состоянии правильно воспроизвести. Всё, что было после Цезаря, смешали в кучу и опять сделали из истории шоу.

– А спорт вы любите?

– Очень. Плаваю в бассейне каждое утро. Полезно для сердечно-сосудистой системы. Сейчас все на лыжах катаются, но это же дань моде. Разве это спорт? Встал себе и катись вниз. Какие тут нагрузки, полезные для организма? Не то что плавание… Или вот мы с женой по горам ходим. Очень полезно. И воздух, и тренировка мышц. Еще рыбу люблю ловить, но вряд ли это назовешь спортом. Но тоже, как посмотреть. Очень хорошо для нервной системы.