– Моя дочь в этой комнате! Спасите ее! – в отчаянии взирал на окно, из которого вырывалось пламя, мистер Хидерстоун. – Спасите ее или дайте мне самому это сделать!

Его с двух сторон удерживали какие-то люди, он рвался к лестнице, а пламя уже бушевало с такой чудовищной силой, что каждому, кроме отчаявшегося родителя, было понятно: сейчас в эту комнату никому не проникнуть.

Освальд тоже уже был тут. Эдвард окликнул его:

– Организуйте людей. Нечего им просто так стоять и глазеть. Пускай передают мне ведра с водой.

Освальд немедленно выстроил всех в цепочку. Ведра с водой по рукам доставлялись на лестницу к Эдварду, и какое-то время спустя пламя было побеждено. Хранитель леса по-прежнему бился, пытаясь вырваться из объятий сразу нескольких человек, повисших на нем.

– Моя дочь! Мой ребенок! Она сгорела там заживо! – в отчаянии восклицал он.

Из толпы вдруг послышался голос:

– А в Арнвуде, между прочим, сожгли четверых!

– Боже правый! – схватился за грудь мистер Хидерстоун и лишился чувств.

Так, без сознания, его и доставили на руках в один из домов по соседству.

Эдварду уже удалось полностью сбить огонь. Вся мебель в комнате выгорела дотла, но дальше этого разрушение не продвинулось. Теперь здесь могли управиться без него, поэтому он спустился вниз.

– Ну и ужас, сэр, – подбежал к нему Освальд Патридж, в панике совершенно забывший, что негоже подобным образом обращаться к юному внуку Якоба Армитиджа. – Погибла во цвете лет. И такая ведь милая была девушка.

– Успокойтесь. С ней полный порядок, – поспешил внести ясность мальчик. – Я ведь первым делом ее из комнаты вытащил и в конюшню отнес, а потом уж пожар тушить начал. Вот, видите? – уже привел он его на место. – Она все еще без сознания, но, слава богу, дышит. Прысните на нее воды, Освальд. Хватит, хватит. Достаточно. Она уже приходит в себя. Накиньте на нее свой плащ и несите в дом.

Лесник подхватил девушку на руки. Дома они вместе устроили ее на кровати, и скоро она окончательно пришла в чувство.

– Где мой отец? – были первые же ее слова.

– С ним все в порядке, – поспешил ее успокоить Освальд.

– А дом? Он сгорел? – продолжала она.

– Нет. Пожар ликвидирован.

– Но кто меня спас?

– Юный Армитидж, мисс.

– Кто? Кто? Ах да, вспомнила. Но мне нужно сейчас же увидеть отца.

– Мисс, он в соседнем доме, – пояснил Освальд.

Девушка попыталась подняться на ноги, но колени ее подогнулись, и она снова рухнула на кровать.

– Не могу. Позовите его ко мне.

– Как скажете, мисс, – лесник повернулся к мальчику. – Эдвард, посторожишь ее?

Он кивнул, но из комнаты вышел и занял пост у двери снаружи, где и нес свою вахту все время, пока Освальд ходил за мистером Хидерстоуном.

К моменту его появления у соседей хранитель леса уже очнулся и пребывал в совершенном отчаянии.

– Огонь потушен, – сообщил ему прямо с порога лесник.

– Ах, мне это все равно, – даже не повернул в его сторону голову мистер Хидерстоун. – Бедное мое, бедное дитя, – загробным голосом произнес он.

– Ваша дочурка, сэр, в безопасности и пребывает в постелях, – поторопился его обрадовать Освальд.

– Что? Где? Жива? – встрепенулся хранитель леса. – Скорее! Ведите! Куда мне надо идти?

– Ровно туда, где я нынче живу, – откликнулся Освальд. – Она, между прочим, вас очень кличет. По той самой причине сюда и явился.

Путь, отделявший его от Пейшонс, счастливый отец проделал с такой мальчишеской прытью, что Освальду оставалось лишь диву даваться. Пролетев мимо Эдварда, мистер Хидерстоун ворвался в комнату и заключил в объятия дочь. Лесник и мальчик вышли на улицу.

– Вот ведь смешно, – сказал Эдвард. – Не пошли меня эта злобная Фиби ночевать в таком холоде, я бы наверняка крепко спал, а все в этом доме сгорели бы.

– Неисповедимы пути Господни, – многозначительно произнес Освальд. – Выходит, что нынче ночью тебе было дано ответить добром на зло.

– Все бы отлично, только рука ужасно болит, – поморщился Эдвард. – Мне сильно ее огнем опалило. Нет у вас чем помазать?

– Сейчас принесу.

Сбегав в дом, Освальд Патридж вернулся с баночкой густой мази, которую тут же нанес на обожженную руку мальчика.

– Ох, какая же в этом хранителе, видимо, зреет к тебе благодарность, – проговорил он, бережно опуская рукав его куртки.

– Именно потому я прямо сейчас запрягаю Билли и спешно еду домой, – решительно заявил Эдвард. – И пожалуйста, Освальд, делайте, что хотите, но уходите от всех его просьб объяснить, как меня найти.

– Ну, это как же ему отказать, коль попросит? – растерялся лесник. – Прямо даже не знаю. – И он в замешательстве почесал себя за ухом.

– Вот сами и придумайте как, – строго проговорил мальчик. – Неужели не понимаете? Он ведь теперь начнет мне навязывать эту должность в лесу, а мне она не нужна. И его благодарность – тоже. Да, я спас его дочь. Но точно так же поступил бы с дочерью самого злейшего своего врага. Да и его самого не обрек бы на столь ужасную смерть. Но в ответ мне от них ничего не надо. Не приму ничего от Круглоголовых. И служить им не собираюсь. А оленей по-прежнему буду стрелять ровно столько, сколько потребуется. Пусть этот хранитель себе говорит что хочет, но они были и остаются собственностью короля. Теперь, Освальд, пожалуйста, помогите мне запрячь Билли, а то мне с такой рукой это трудно.

На прощание Эдвард попросил Освальда обязательно к ним заехать в ближайшее время, тот обещал появиться у них до исхода недели, и мальчик в тревоге за Якоба заторопился домой. Когда ему оставалось проехать еще с милю, он увидел спешащего по тропинке навстречу Хамфри.

– Я за тобой уже собирался идти, – забравшись в повозку, проговорил младший брат. – Якоб хочет тебя обязательно видеть, и мне было страшно, что ты не успеешь.

– Что, совсем плохо?

– Очень, – кивнул ему Хамфри. – Боюсь, ему совсем уже мало осталось. Он и сам говорит то же самое.

Эдвард, забыв об ожоге, слишком резко повернул руку и скрипнул зубами от боли. Хамфри это заметил, и брат рассказал ему за остаток пути, что с ним случилось минувшей ночью.

– Сильно болит? – посочувствовал младший брат.

– Весьма ощутимо, но что поделаешь, – с вымученной улыбкой ответил Эдвард.

– Ну, один способ, пожалуй, я знаю, – уверенно начал Хамфри. – Помню, как в Арнвуде Бенджамин однажды обжегся и чем его после лечили. Ему тогда здорово помогло.

– Но у нас-то здесь и лекарств совсем нет, – отмахнулся Эдвард. – Да сейчас это и не особенно важно.