Мне срочно нужно было его увидеть, поговорить с ним. обнять. Хотелось спросить о том странном видении, которое пришло ко мне у Восточной башни, в котором он занимал все мои мысли. Витэан должен знать, что это было: бурная фантазия или отголосок прошлого, какой-то другой реальности, в которой я не была попаданкой с Земли, в которой являлась урожденной эльфийкой.

Холодные, покрытые инеем лианы, царапали руки, но я этого не замечала. Быстро оказалась на балконе покоев таура, кинулась было к стеклянной двери, но тут же отшатнулась. Витэан был в покоях не один. Тут же попыталась залезть на привычный уступ, но тот обледенел, и я никак не могла уцепиться. Оставалось только прижаться к стене и дожидаться, когда посетители оставят Витэана. Ну, и невольно подслушивать.

- Ты не можешь этого сделать! - в голосе Вэона, первого советника короля плескались злость и отчаяние.

- Ты будешь указывать мне, что я могу делать, а что нет! - взревел Витэан.

- Нет, таур, - совладал с собой советник. - Но я точно знаю, что ты не отдашь тифлингам земли своего отца. Ты не обречешь наших мужчин на рабство, не захочешь для наших женщин участи наложниц.

- Мне надоел этот разговор! - зло бросил таур. - Все уже решено! Глассе сказала, что последний карус вот-вот умрет, и она не в может его спасти. Ей не хватает сил. Так что мы обречены. Смирись!

- Но Ниэнель... - начал было советник.

- Ниэнель?! - столько гнева и презрения было в голосе Витэана, что я похолодела. - Не смей мне говорить об этой отвратительной гадине!

Вот как! Отвратительная? Гадина? А всего несколько дней назад, когда он целовал меня в Карусовской роще, когда его дыхание сбивалась от одного прикосновения к ткани моего платья, когда он сжимал меня в своих объятьях и наслаждение туманило его взор, отвратительной я ему не казалась! Или это все было притворством?! Неужели можно так притворяться? Обида, непонимание, горечь калёным железом обожгли душу. Горький ком встал в горле, глаза защипало. Наивная дура! Напридумывала себе сказок, нафантазировала бог знает чего! Идиотка!..

- Но. - совсем уже робкая попытка Вэона достучаться до таура.

- Вы можете идти, советник. - официальный тон, металл и холод в голосе.

- Да, мой таур, - раздались торопливые шаги.

Советник короля покинул его покои. А я все не шевелилась, борясь между намерением ворваться к королю, обрушать на него всю свою злость и горечь, и желанием убраться отсюда подальше, скрыться в самой темном углу и прорыдать три дня к ряду.

- Витэан, милый, - елейный голос Глассе прозвучал, словно гром, среди ясного неба. Откуда она тут? Неужели была рядом все время разговора таура и Вэона? Пряталась где-то? И таур не знал? - Ты так устал сегодня.

- Я устал, - повторил Витэан.

Нет, появление Глассе не было для него неожиданностью. Он знал, что она где-то рядом, позволил ей слышать, все что говорил. От этого сделалось еще гаже.

- Пойдем в постель, тебе надо выспаться. Завтра тяжелый день! - продолжала элетт.

- Надо выспаться, - вторил таур.

Мои силы иссякли. Я бросилась к краю балкона, уцепилась за лианы и полезла вниз. Рассеянная, неаккуратная, конечно же соскользнула, упала, больно расшибла себе колено. Прихрамывая, как битая собака, понеслась к своим покоям. А там. рухнула на постель в чем была, завернулась в одеяло, свернулась калачиком, уткнулась лицом в подушку и. разрыдалась. Слезы лились сами собой, не желали останавливаться, и вдруг в один миг иссякли. Меня накрыла пелена тревожного сна.

Должно быть мне что-то снилось, но что конкретно, я не помню. Разбудил Айнон. Бледный, встревоженный, он стоял над моей постелью и тряс легонько за плечо. Одно это было странно. Обычно меня будила Иримэль. Однако, капитан моей стражи был не один. С ним в спальни находились еще трое стражников. Неслыханная дерзость!

- Айнон, что происходит? - потирая припухшие от долгих рыданий глаза, изумилась я.

- Именем таура Гремучих лесов Витэана мне приказано доставить элетт Ниэнель в тронный зал, - голос Айнона странно натужный и глухой дрогнул.

- А что случилось? - удивилась я, вставая с кровати.

Колено болело. Надо было вчера хоть бы рану промыть.

Айнон молчал. Я вопросительно посмотрела на него. Он только отвел взгляд.

- Та-ак! - протянула я. - Ну хорошо, сейчас только умоюсь и переоденусь.

- Приказано доставить незамедлительно! - отчеканил эльф.

Вот как! Я начинала злиться! Да что ж это такое?

- Хорошо! Идем. - произнесла я.

Тронный зал - он ведь на то и тронный зал, чтобы там на троне был король. Ну пусть полюбуется на потрепанную меня, пусть поглядит, до чего довел. Счастлив будет?! Да на здоровье. Плевать мне!

Эльфы тут же обступили меня со всех сторон. Это напоминало мой первый день в этом мире. Меня тогда тоже вели в тронный зал точно так, под конвоем.

Удивительно, стоило выйти за дверь покоев, как на меня прямо навалилось какое-то витающее в воздухе ощущение тревожной обреченности. Показалось, что ни одна захудалая пичужка не щебечет в садах, что водопады и ручьи журчат теперь исключительно шепотом, а эльфы не смеют петь.

До тронного зала добрались быстро. Я хорошо помнила эти высокие резные двери, которые плавно открылись перед нами, эти каменные чертоги, и этот огромный, вырезанный из цельного куска дерева трон, с высокой резной спинкой и массивными подлокотниками. Только на этот раз трон не был пуст. На нем гордый, холодный и прямой восседал, разодетый в золотой камзол, с накинутым на плечи, ниспадающим к полу, плаще подбитым ярко-рыжим лисьем мехом, сидел таур Витэан. Его изумрудные глаза сверлили меня, обжигали... ненавидели. Даже не верится, что тогда в Карусовской роще они же смотрели с такой нежностью.

Я выпрямилась, гордо вскинула голову. Хотя со стороны это, наверное, выглядело жалко. Растрепанная, в продранных на коленке штанах, в помятом стражнеческом костюме, с красными глазами, стараюсь изобразить несгибаемую волю. Таур тут был не один. В зале собралось с десяток эльфов, многих из них я узнала. Все сплошь высшее общество и высокие чины. У трона по правую руку от короля стоял Вэон, хмурый и насупленный, он смотрел на меня исподлобья. По левую, гордая, в строгом идеально скроенном платье из такой же золотой, что и камзол короля, материи, находилась Глассэ.

- Ниэнель! - разразился голос таура. - Дитя скорби! Ты навлекла беды на Гремучие леса, ты принесла с собой смерть и горе!

О, светлейшие! Это что здесь происходит? Какой-то суд? И судят меня!

- Ты обвиняешься в том, что обманом и хитростью проникла с Карусовскую рощу и отравила ее, стремясь погубить и обречь мой народ на увядание и смерть! Тебе есть, что сказать в свое оправдание?

В зале поднялся осуждающий ропот, из которого я уловила, что это не суд. А оглашение приговора. А значит, что бы я не сказала - это уже не будет важно.