— Эй, молодой человек, вы к кому? — бойкая бабка лет шестидесяти, розовая шапка, седые усы над дергающейся губой.

Валерий встряхнулся, чтобы прийти в себя.

— Я к Надеждиной Владлене Семеновне, — и вдруг понял, что не знает, как говорить.

— Да вот же она!

Валерий посмотрел, куда указывала скрюченная лапка в пушистой перчатке. Толстая старуха в черном пальто протискивалась между двумя припаркованными машинами. Подошел поближе, расслышал: «Понаставили тут! Пройти нельзя!» Присмотрелся: выцветшие голубые глаза. Черные, грубо накрашенные брови. Злость, раздражение в каждой морщинке, не подступиться.

— Может, вам помочь? Сумки-то тяжелые. Старуха еще крепче вцепилась в цветастые кошелки.

— Еще чего! Схватишь вещи — и тю-тю! Знаем. Проходили! Только вчера у Петровны сумку вырвали. Развелось жуликов! Убирайтесь, пока полицию не вызвала! — бабка резко взмахнула рукой, потеряла равновесие, грохнулась на мокрый, грязный асфальт. Зеленые яблоки и апельсины покатились по дорожке, норовя исчезнуть за колесами стоящих машин. Старуха верещала:

— Стой! Куда?! Держи!

Неловко пыталась встать. Валерий поймал несколько фруктов, вернул хозяйке, она тут же засунула их обратно в сумку, немного успокоилась, оперлась о его плечо. «До чего она тяжелая, да и дергается бестолково». В глаза бросилась бежевая норковая шапка, у бабушки была такая же, протертая, с запахом нафталина. Валерий вывел старуху на дорожку, помог отряхнуться, она всхлипывала, потирала руку.

— Ушиблись, Владлена Семеновна?

— А вы откуда меня знаете?

— Вы Лугова Петра Константиновича помните?

— Был тут один, из самого песок сыпется, а все вынюхивал чего-то. И ты туда же? Сразу говорю: нету меня ничего! Квартиру «Соцгарантии» завещала.

— Ну, что вы сразу о плохом! Я просто деда ищу, знаю, заходил он к вам.

— Такой дед не пропадет! — сделала несколько шагов, заохала. — Плохо мне! Рука болит, сломала, небось! Скорую вызывай!

«Как же, сыщик! Расскажет она, жди! Да и толку от нее! Вредная старая дура, на пороге маразма! Все равно теперь, не бросать ведь ее!»

— Садитесь ко мне в машину, покажете, где травмпункт! Она растерялась, напряглась, силясь понять, в чем подвох.

— Да не собираюсь я вас похищать, честное слово!

Бабка, прижимая к груди кошелки, стала неуклюже залезать на переднее сиденье, задела обивку розовым резиновым сапогом в цветочек, на котором налипло добрых полкило грязи. «Ну, и по фигу! Подумаешь, машина, хватит с ней носиться! Сколько времени и сил на железку угробил! Лучше бы о жене, о сыне подумал!» Накатило, стукнул по подлокотнику. Бабка встрепенулась, подумала, на нее злится. Съежилась вся, жалкая, беспомощная.

— Вы не сердитесь! Я потом вам все расскажу!

— Все в порядке.

Усмехнулся: «Лучше не скажешь! Полный порядок!» Просто совпало все, полтора года назад о семье подумать надо было, а он «тойоту короллу» выбирал. Первая машина — это событие, за рулем мужчиной себя почувствовал.

В травмпункте людей — не протолкнуться. Бабка висла на руке, будто вниз тянула, посадил ее в уголке — и к кабинету. Каждая минута на счету, не стоять же в очереди в такой день. Зажглась лампочка, толкнул белую заляпанную дверь.

— Помогите как коллега коллеге! — главное, напор не потерять, тысячу в карман халата.

Раньше жаба задушила бы, а сейчас даже не квакнула.

Врач записывает: Надеждина В. С. 1940 г.р., адрес…

Хорошо, что документы при ней, оно и понятно, всегда с собой носит, «на всякий случай». Валерий далее не вникал, вышел подождать на улицу. Солнце наяривало как ни в чем не бывало, будто жизнь продолжается, а Тошка никогда не узнает лета. «Ладке позвонить? Что сказать? Зачем?» Сил нет. Навалилась чернота. Кто-то кричал, как из другого мира:

— Эй, молодой человек, вы слышите? Бабушка ваша идет.

«Ах, да, бабушка…» Стояла на крылечке, черное пальто, белый гипс. Повисла на Валерии без церемоний, сумки вручила, заковыляла осторожно, как по льду. Все дорогу тараторила про перелом, остеопороз, старость… Не вникал, и так все ясно, но хорошо, что помог.

Дубль два: Саянская улица, дом, подъезд, скамейка. Шуршали объявления, бабка набирала код. Поднялись на этаж, черная массивная дверь, три замка. Внутри хлам, пыль, прошлое. Всюду тумбочки, шкафчики, шагнуть некуда. Валерий так и стоял боком, пока хозяйка раздевалась. Перед носом выцветшие бумажные обои в цветочек. Прошли в комнату. Низкие потолки, темно, тесно, единственная лампочка в массивном красном плафоне почти не светит. Железная кровать с набалдашниками, как из фильмов про войну, длиннющая коричневая мебельная стенка из ДСП, продавленный диван, комод, зеркало в вычурной раме, стиль модерн. Вид не то свалки, не то лавки старьевщика.

Бабка усадила гостя за круглый, крашеный стол с салфеточкой посередине:

— Как тебя зовут-то?

— Валерий… Лугов.

— Так вот, Валерик, приходил тут дед месяца два назад. Странный такой, говорил, с моим двоюродным братом Левкой дружен был. Но это явная ложь. Левка исчез еще осенью пятьдесят второго, понимаешь? Мать искала его, в милицию обращалась. Через полгода сообщили, нашли, мол, труп где-то в Средней Азии, не помню точно. Тетка Ольга, ну, мать его, рассказывать об этом не любила. Муж ее на войне погиб, с сыном беда, вот и взяла меня к себе, чтобы не так одиноко было. Приехала я в Москву в пятьдесят седьмом в институт поступать. Платье на мне сиреневое с пышной юбкой и узкой талией, очень недурна была, очень, — призрак игривости, ожившее под сеткой морщин лицо.

— Может, фотографии покажете?

Толстый альбом в зеленом бархатном переплете, черно-белые карточки.

— Меня тут почти нет, только вот здесь, рядом с теткой. Шестидесятый год.

— Да вы просто красавица! — нехотя подыграл Валерий, он не лгал, просто его интересовало другое. — На Левку можно взглянуть?

— Вот он!

Поблекшая фотография, смазливый парень на фоне черной «победы». Жесткое, сильное тело под белой рубашкой, серая кепка, оттопыренные уши и наглый, с вызовом, взгляд.

— Он у какого-то бонзы шофером служил. История там темная, будто сбежал он после того, как натворил что-то. Подробностей даже тетка не знала, гадала все. Но парень был бедовый, драчун, хулиган, вполне мог отчебучить чего.

— А жили они где?

— На улице Герцена, старый дом, большая коммуналка. Вы, нынешние, даже не представляете, что это. Я там больше тридцати лет прожила, хорошо, самый центр, пять минут до Кремля. Только в девяносто пятом квартиру новый русский выкупил, всех расселил. Мебель оттуда привезла на память. Тетка тяжелый человек была, из-за нее я так замуж и не вышла.

— А давно она умерла?