— Здрасьте, — здороваюсь я. — Мне краска нужна.

— Какая?

— Любая. Яркая. Много.

Обратно я несу два тяжёлых пакета. В них баночки с краской. Кисти, валики. Я подскальзываюсь, даже падаю один раз, но я весьма упорная в своём сумасшествии. Краску я донесла. До вечера красила стены. Цветы, нелепые сердечки, дремучие леса — над ними радуга. Рудольф взирал молча и терпеливо. Ко мне он привык.

Я уже говорила, что рисовать я не умею? Картинки получились не важные, местами даже нелепые. Зато все то время, что я рисовала, я не думала ни о чем вообще. А потом краска закончилась. Я нашла пачку сигарет, покурила, прямо на кухне, мрачно разглядывая свои заляпанные краской руки. Вернулась в комнату — ковёр в пятнах. Стены — мечта шизофреника. И оживление отступило, навалилась тоска.

Нашлась и бутылка вина. Открывала я не думая о ногтях — они так и не отросли толком, словно назло. Можно было сходить и сделать маникюр, но об этом думалось в последнюю очередь. Вино было сухим. Кислым, как сказал бы покойный Жорик. Вот вспомнится же, к ночи…

А самое печальное — завтра воскресенье. И сидеть мне ещё целый день и думать, думать, думать. Напроситься может на работу без выходных? Даже бесплатно. Все лучше, чем вот так… Спустя половину бутылки вина я не сказать, что повеселела. Беседовала с Рудольфом. Если быть точнее, с его полосатой задницей. В сотый раз убедилась в том, что рыбок недооценивают, что они умнее людей, меня по крайней мере точно.

— Ты меня не понимаешь, — с обидой заявила я Рудольфу.

Подскользнулась на разлитой краске — уронила зеленую днём, упала. Лежала, смотрела в потолок, думала о том, что он тоже белый. Раздобыть бы стремянку…надо было купить.

— Ты точно чокнулась, — сказала я себе вслух. — Так больше нельзя.

Так нельзя, а как иначе? Смешно, но я не знаю. Я так всю жизнь живу. И как остановить? Разорвать этот надоевший замкнутый круг? И нести свои печали некуда. Хотя я знала, где меня всегда примут. Правда давно обещала себе не делать этого, не ходить, не мучить

Но вино заканчивалось, а моё отчаяние и вместе с ним решимость росли. Я знала, что он приехал. Звонил днём, я говорить не захотела. Я эгоистка. Плохая. Но не могу так больше, не могу.

На улице вьюжило. Дорогу замело, ноги проваливались в снег. Моя машина потерялась в ряду таких же белых сугробов по соседству. Оно и к лучшему, хотя шевелить ногами конечно труднее, чем нажимать на педали. Пойду пешком. Недалеко, мы все жили рядышком, раньше… Сенька купил новую квартиру, но в этом же районе. У меня даже ключи от неё были. Оставил на тумбочке. Я не пользовалась ими ни разу… А сейчас вот взяла.

Дом светится огнями. Обещает тепло, уют. Я вдруг поняла, что к Сеньке сюда вообще не приходила. Нет, один раз он привёз меня, квартиру новую показывал, тогда ещё с голыми стенами. Я восхищалась, хвалила. Наверное, он хотел, чтобы я поучаствовала. Тот же диван помогла выбрать. Или стены вон покрасить…Ха.

Подъездная дверь открылась с трудом — снегу намело. Внутри тепло. Охранник сидит, обозревает экраны, на которых та же поземка либо стерильно чистые коридоры. На меня глянул недовольно, но ни слова не сказал, все же ключи в руках. Да и иду уверенно, несмотря на то, что пьяна. А может, Сенька вообще ориентировку на меня оставил, как на положительного гостя, с него останется. Он тоже сумасшедший. Все мы тут с ума сошли, в той или иной степени.

Лифт поднимается бесшумно. Открывается. Я стою и мнусь. Кажется, что пойду сейчас к Сеньке и все изменится. И нужно менять и страшно. Привыкла. Да и как знать куда, в какую сторону повернется? Я же знаю, что всегда есть, куда хуже. И это пугает.

Перед дверью замерла. А потом вспомнила свою пустую квартиру, пятна краски, Рудольфа… и открыла дверь. Она и не скрипнула, о чем я пожалела. В квартире пахло Сенькиной туалетной водой, едой — я вспомнила, что не ела сегодня. В прихожей темно, и сама она просторная, не чета моей. Я вытянула руку, чтобы ни во что не впечататься, и пошла на свет, в глубь Сенькиного жилья. Свет пробивался из-за не плотно прикрытой двери. Её я и распахнула.

И остановилась. Господи, какая же я дура! На постели Сенька. Свет идёт от неяркого точечного освещения на потолке, но его достаточно для того, чтобы я видела, как играют мышцы на Сенькиной спине. Отсраненно думаю о том, что Сеня и правда красив. Что лицом, что вот так, простите, задницей. И наверняка девушка, что стонет под ним, думает так же. Я вижу, как беспомощно скользят по его коже её пальцы. Аккуратная, не царапает.

Я пойду, пожалуй. Желательно незамеченной. Пячусь назад. И конечно спотыкаюсь, наверняка о брошенный ботинок, Сенька никогда аккуратностью не отличался. Я могла бы упасть, но видимо три раза за день это уже перебор. Равновесие я удержала, но грохоту произвела предостаточно. Дверь в комнату я не закрыла, боясь привлечь внимание, и теперь видела, как напрягся Сенька. Скатился со своей девицы во мгновение ока, потянулся к включателю, щелкнул им, заморгал от яркого света растерянно на меня глядя.

— Катька?

— Катька, — согласилась я. — Ну, я пожалуй, пойду.

Я отвела взгляд, стараясь не смотреть на его наготу, хотя множество раз её лицезрела. Он же выругался, подобрал с пола джинсы, принялся натягивать их на голосе тело. Думаю то ещё удовольствие, с эрекцией то. Посмотрела на девушку. Милая блондинка. Сидит, одеяло к груди прижимает. Глазами хлопает. Я вспомнила себя на постели в той загородной шарашке, под пьяным Димкиным взглядом и пожалела её. Не вовремя я. Не стоило приходить. Не то, что сегодня. Вообще никогда. Сенька тем временем джинсы надел.

— Не уходи, — сказал он мне. — Иди пока на кухню.

И в спину меня подтолкнул. И на кухню почти затолкнул, свет включив.

— Ты не уходи только, — повторил снова. — Она так, никто. Сейчас уйдёт.

И смотрит на меня так. Боится, что уйду. Я именно этого и хочу. Девочку жалко, которая никто. И Сеньку жалко. Смотрит глазищами своими, в которых целое небо. Душу вынимает.

— Хорошо, — вздохнула я. — Не уйду.

И на табуретку села. Ладони на коленки положила, показывая, что точно не уйду. Сенька улыбнулся, скрылся в темноте коридора. Послышались голоса. Слов не различала, только интонации. У Сеньки — устало раздраженная. У девушки — обиженно недоуменная. Шорох, звуки шагов. Мимо кухни гостья прошла заглянув. Брови вздернула удивлённо. Видимо, достойной соперницей меня не посчитала. Не слишком трезвую, возможно, не расчесанную, не помню даже…в пятнах краски.

— Шубу держи, — буркнул Сенька в дверях. — Давай-давай… Я позвоню.

Дверь хлопнула. Сенька вернулся на кухню. К стене приснился, руки на голой груди сложил.

— Случилось что?

— Нет, — соврала я.

Не рассказывать же ему, что меня заставили переспать с Димкой? Причём совершенно непонятно зачем. Кому с этого польза? Не от любви ж искусству…

— Ты себя видела?