Пригласил её на танец. Тогда Димка ещё не знал, что я его ненавижу, и Катька как на прокаженного не смотрела. И руки на её талии. И завиток волос касается моей щеки. Господи, близко как! Ладони потеют, сердце бьётся, как бешеное. И запах её голову кружит, лёгкий, едва уловимый — Катькин.

Я потом думал, найду бабу, чтоб пахла также — женюсь. Пусть страшна будет, как смертный грех, неважно. Я бы ночью её обнимал и представлял, что Катька. И запах бы вдыхал. Чуть терпко цитрусами, и цветком каким-то, полевым, хрен знает, как он называется. Причём всегда думал, что не духи это, что сама кожа, волосы так пахнут, что крышу сносит.

Вел ее под руку обратно к Димке, и сдохнуть хотел. Даже папа его ей улыбался, а он тот ещё чёрствый сухарь. Я надеялся, что не примет её, но Катя нравилась всем.

Я чувствовал себя виноватым во всем. Если бы не я, Катя бы даже не познакомилась с Лялей. Если бы не я… Лялька ворвалась в мою жизнь случайно. С Димкой мы уже были по разные стороны — это Катя моих взглядов в упор не видела, а тот все понимал. И прятал от меня свою девочку. Правильно делал! Так вот, Лялька.

Меньше всего она была похожа на Катю. У Кати была спокойная, и одновременно врезающаяся в память внешность — строгие черты лица, копна волос, и глаза кошачьи. Жёлтые! А Лялька была куклой. Чертовски красивой. Даже мама моя увидев нас раз вместе умилилась, а она иначе чем девками моих девушек не называла.

— Красивые внуки будут, — сказала она, едва за Лялькой дверь закрылась.

Вот о детях я меньше всего думал. О Катьке только, как одержимый. И в Ляльку окунулся, в дикой надежде вылечиться. Не помогло. Лялька была красивой. Не по возрасту рассудительной. Чертовски сексуальной. Но от любви вылечить не сумела.

Мало того, сама умудрилась на меня подсесть, как на наркоту, которую толкала. И смотрела, и за руки хватала, словно умоляя. А мне её горячего маленького тела было мало. А любви её не нужно совсем. Я сам от любви излечиться не мог, а два одиночества отнюдь не так романтично, как в фильмах показывают.

Бабы на меня вешались. То, что я им нравлюсь я уяснил ещё в садике. Именно меня трепали по кудрям самые суровые воспитательницы. Ангелочек. Смешно! К восхищению я даже привык. Привык и к тому, что лучше удалиться до того, как девушки начинали мысленно примерять подвенечное платье. И от Ляльки бы ушёл. Но…Катя.

К тому моменту я мог по пальцам наши встречи пересчитать. Так редко её видел, что снилась она мне. Бывало, в моих объятьях. В самых херовых снах её обнимал Димка. Вот толку от таких снов? Вселенская несправедливость. Наяву Катька его, во сне — тоже.

Я просыпался, лежал, перебирал кадры. Не видел никогда Катю голой, а ощущение такое, словно подглядывал. Правда ли у неё соски такие нежные, розовые? И шрамик на правой ягодице? Вот, как люди сходят с ума.

И ненавидеть Диму было непросто. Я помнил его столько же, сколько и себя. Но зависть на редкость гадкое чувство, а уж из неё столько пакости лезет. А не завидовать не получалось.

Так вот — Лялька вернула в мою жизнь Катю. Знать бы, как выйдет, я бы ей шею свернул. Но тогда… Одна случайная встреча, взгляд исподтишка, рука Димкина так уверенно лежащая на её руке… И Лялька пользовалась ситуацией. Ей ли, безнадёжно влюбленной, не узнать такого же неизлечимого? Может, она даже наслаждалась тем, что кто-то может так меня мучить. А может даже ненавидела Катю. Хотя…девушки странные существа. Жизни Ляльки и Катьки переплелись так, что сам чёрт ногу сломит.

Лежала по ночам, прижималась ко мне. Маленькая, крепкая грудь, подтянутое, но женственное тело — мечта. А я насытиться не мог, ибо не то, совсем не то. Засыпал, и снова Катька снилась. Глаза открываешь — темно. И Лялька дышит рядом. И ненависть поднимается, глухая, иррациональная просто за то, что Лялька — Лялька. Подменыш.

Встаешь, пошатываясь идёшь в ванную. Если глаза закрыть, можно удержать в голове Катькин образ. Вообразить свои руки на её талии. На бедрах. Зайти дальше — приподнять юбку. Господи, как глупо, в мечтах бояться залезть под бабскую юбку!

Наверняка у Катьки простое бельё, она же…Дюймовочка. Представляю белый хлопок обтягивающий её ягодицы и встаёт так, словно и не трахал Ляльку пару часов назад. И снова ненавидишь всех — Ляльку, Димку…Катьку. Ненавидишь, и дрочишь, в голове — мои пальцы скользят под резинку трусов. Возможно она впечаталась в кожу, оставив на ней полоску — разгладить её пальцами, губами, согнать прочь…

И стонешь глухо, кончаешь… Возбуждение накрывает удушливой волной, стучит в висках, выгибает….поневоле думаешь, а каково это с ней? Не с фантазией, а с настоящей, живой Катькой? Идёшь в комнату. От меня наверняка спермой пахнет. Лялька проснулась конечно же… Но перед ней мне не стыдно — это же просто Лялька.

Прижмется, сопит. Может плачет. Прогнать бы её, чтобы не мешала страдать всласть, да жалко. Тем более завтра она пойдёт к Кате. Вечером, если вернётся, можно будет спросить, как она. А может, и Катя поинтересуется. Если она вообще обо мне вспоминает.

— Любишь её? — шепчет Лялька в моё ухо.

От её дыхания шевелятся волосы, которые отрастая вновь начинают завиваться, надо не забыть завтра заехать в парикмахерскую.

— Спи, — прошу я. Вежливо даже, хотя хочется нагрубить. Показывать свою слабость перед другими всегда тяжело. Даже перед Лялей. — Не то домой отправлю. К мамке.

Лялька фыркает. Она воображает себя самостоятельной. Кошкой, которая гуляет сама по себе. Не понимает ещё, в свои дремучие восемнадцать, что независимость это миф. Я ненамного её старше, но уже прекрасно это осознал. И от этого ещё паршивее.

Да, Катя вляпалась. Но эта грязь, в которую она своей хрустальной туфелькой наступила, внезапно объединила нас. Я бы ни за что не позволил ей, но кто бы меня спросил? Такие они, самостоятельные девицы, кошки, твою мать. Зато я знал. А Димка нет. Великое преимущество. На моей стороне грязь и влюбленная Лялька. Ха-ха.

Теперь я ненавижу и себя. Так, как понимаю, что ситуацией воспользуюсь. Наивный ребеночек Катька, невыносимо сексуальный и такой глупый. Выдернуть так сразу я и правда её не мог, иначе сразу бы это сделал. Но тогда мои позиции были не так высоки, как бы мне того хотелось. А вот привязать Катьку к себе…это я мог.

Обнял её, утешая, а сам запах её вдыхаю, и встаёт. Больной извращенец, вот кто я. И лениво думаю, а пройдёт это, если с Дюймовочкой переспать? Или все, абзац, на всю жизнь мне такое веселье?

— Я тебя вытащу, — обещаю я. Шепчу в ухо, и так и тянет лизнуть мочку уха, попробовать на вкус. Представляю Катину реакцию, и на смех пробивает. Я точно кончу свои дни в психушке. — Но для этого тебе придётся….

Обмануть ту Катю было просто. Какой бы она себе умной и взрослой не казалась, сама была наивная донельзя. Лялька понимала куда больше, но молчала. Может, считала, что так будет лучше?

— Нужно притвориться, что я твой парень, — велел я Кате.

Она смотрела, как на сумасшедшего и соглашалась. Я вынуждал её притворяться, чувствуя себя жалким. За руку держал и слюной захлебывался. Воровал чужое время, чужое внимание, чужие прикосновения. И я знал, да, знал, себе можно не врать — Димка очень гордый, с лихвой. Если посчитает, что его предали, простить не сможет. А я…я не гордый. В том, что касается Катьки. И пусть меня корежит от одной лишь мысли о том, что Димка её обнимает, что спит с ней, я согласен на объедки с барского стола… Только бы моя была.