– Пойдемте.

И они пошли.

…Стемнело. В палате пришлось включить свет. Яркими точками загорелись лампочки на потолке, осветив аккуратно прибранную кровать, стул, тумбочку с часами, темно-красные дверцы шкафа в нише. В окно скреблась ветка дерева, росшего перед зданием. Прошин бросил халат на кровать и замер, уставившись на стену.

В его отсутствие кто-то – очень аккуратный и старательный – прибрал постель (похоже, даже белье поменяли), протер пыль, убрал в шкаф брошенную впопыхах пижаму…

А еще этот кто-то аккуратно, старательно, рядком приколол булавками («Хочешь – сорви…») листки А4 с фотографиями и подписью под каждой. Двенадцать листков – шесть на одной стене, шесть на другой. Черно-белая фотография, пара строчек текста. Вся жизнь на одном листе…

Курт Холифилд, 43 года, охранник, дети: Майк, Кендра, Адам и Ной…

На фото лысый как коленка мужик с грубыми чертами лица, видна мощная шея, покатые плечи.

Меган Ли, 36 лет, клининг-менеджер, дети: Александр, Мария, Зихао…

Фотография вышла неудачно, тень от прически закрыла половину лица, только и видно, что вьющиеся волосы да носик.

Дильшаду Наири, 31 год, старший клининг-менеджер, дети: Иван и Шапур…

Здесь, напротив, прекрасно видно открытую улыбку молодой женщины, выразительный нос, глаза. Короткая прическа, кулончик поверх футболки…

Риг Ольсен, 24 года, охранник, дети: Анна…

Улыбка. Жизнь только начинается, мы еще побьем всех драконов и освободим всех принцесс…

А я врезался в тебя, парень. Метеором, кометой, мать ее… Ты умер, потому что мне очень хотелось жить.

Прошин медленно опустился на пол. Комната шесть на девять, белые стены, пол, потолок…

Собственный ад на двенадцать персон.

На следующий день его выписали. Как в тумане Иван ходил по этажам административного здания: подписывал бумажные и цифровые документы, получал паспорт, как в тумане уселся в кабину маленького вертолета, взявшего курс на аэровокзал Аккрингтона.

Сара Гартман, 29 лет, делопроизводитель, дети: Иветта.

Фото: фигурка в купальнике, русалка, парящая над морской гладью в брызгах солнца, в брызгах счастья… Девчонки часто постят такое.

Залитый лучами солнца, город, творение рук человеческих, раскинулся под винтокрылом. Люди высадились не здесь – первым в устье Булл-Ран, там, где, пробивая нестройный ряд островов и островков, река изливалась на океанский простор, основали Корк-Си. Сюда же, вглубь континента, колонисты пришли, уже зная планету, поэтому не было здесь Периметра, глухими стенами призванного оградить первопоселенцев от напастей нового мира, не было хаотичной застройки, когда первые многоэтажные дома ставят среди низеньких блокгаузов, жилья первых смельчаков, отважившихся выйти за Периметр, а потом городские власти ломают голову, куда девать этих смельчаков, вцепившихся в отвоеванную землю зубами…

Коттеджи с белыми стенами и черепичными крышами, улицы расчерчены по линеечке, хотя кое-где дома окружают нетронутое дерево, и не просто торчит великан в одиночку, а целый участок отведен под травку, кусты, от века росшие под раскидистыми ветвями; линии электропередачи старательно огибают клочки первозданной природы. В центре города громоздились небоскребы. Издалека, с высоты конструкции из стекла и стали складывались в единый ансамбль, напоминавший те самые уголки живой природы – первобытные деревья Холта, вместе с подлеском, со всей экосистемой, если по-умному, оставленные посреди жилых построек. Даже отсутствие Рокет Плаза не портило впечатление, и когда пилот – экий милашка – сделал круг над внушительным холмом из бетонной пыли и крученых железных балок, огороженным высоким забором, стало видно, каким чужаком оказалась бывшая достопримечательность среди своих собратьев и как площадь, отведенная под громадину, потеснила беленькие ряды таунхаусов. В завалах копошились люди, поблескивая на солнце скафандрами высшей защиты, тянули стрелы подъемные краны, ползали бульдозеры…

Тереза Галлего, 19 лет, практикант…

Симпатичная девушка с удивительной улыбкой, под фотографией, кроме подписи, стихи:

Столицу планеты спланировали грамотно: стоило сосредоточить взгляд, к примеру, на жилых постройках, как в глаза бросались выстроившиеся по ранжиру коттеджи и таунхаусы. Центр города – вот он, виден из окна вертолета, дороги – вот они, серыми змеями с белыми пятнами разметки и разноцветными козявками автомобилей на шкуре свиваются в тугой узел подле супермаркетов, кольцами развязок опутывают центр, сходятся к госпиталю на дальней окраине и широкой, плавно изогнутой лентой ложатся подле комплекса зданий, белой кляксой размазавшегося по земле, зайчиками на синем стекле огромных витражей отблескивающего окрест. Аэровокзал. Автомобили-козявки снуют возле здания, подставляют бока солнышку на стоянке; рядом площадка для вертолетов. Пять или шесть стрекоз разных цветов (и белый здесь, и зеленый, и красный…) припали к земле, брюшками закрыв круги с литерой Н. Один только зашел на посадку, и динамический диск уже распался на отдельные лопасти, другой вертолет оторвался от земли, заставляя пригибаться редкую траву на асфальте.

За аэровокзалом – другая жизнь. Взлетка, вырубленная в первозданном лесу, расходится буквой V от воздушных ворот столицы, и, пока пилот держал высоту, виднелись кили и части фюзеляжей воздушных судов. Еще один самолет заходил на посадку: оставляя за собой потоки горячего воздуха от двигателей и натруженных крыльев, серебристая птица готовилась пробежать по аэродромным плитам, словно по глади озера.

Вход в здание преграждал ряд металлоискателей с полицейским кордоном. Полисмены мирно беседовали с парой мужчин в джинсах-свитерах, и только один блюститель порядка, вернее, блюстительница внимательно посмотрела на Ивана, проходившего через ряд рамок. Прошин приготовился отвечать на неизбежные в таких случаях вопросы, но девушка отвлеклась на собеседника, и Иван прошел в просторный зал аэровокзала, встретивший его людским гомоном, AR-метками там и тут, объявлениями по громкоговорителю. Прямо перед входом оказалось информационное табло, под ним небольшая полянка, уголок дикой природы с искусственным водопадом. Двойная лестница на второй этаж. С одной стороны лестничного пролета кассы, с другой – зал ожидания с рядами кресел и вывесками магазинов и ресторанов. Мужчины и женщины, одетые по местной моде, в очереди возле касс, в зале ожидания, на лестнице – живет колония, отметил Прошин.

Теперь Прошину предстояло занять место в воздушном судне (по земным меркам, местные летуны относились к региональным узкофюзеляжным самолетам – но колонии хватало) и лететь до города, носившего гордое название Москва. Москву построили лет сорок назад, в месте, где горы единственного континента планеты расступались, образуя долину, рассекаемую рекой с севера на юг. Река служила транспортной артерией, сообщавшей промышленные центры севера с житницей региона и далее, городом и портом Корк-Си на юге – неспешные баржи тащили коммерческие грузы, редкие теплоходы везли туристов. Сеть дорог внутри долины обслуживал колесный транспорт, воздушный коридор связывал Москву со столицей и архипелагом Королевы Виктории, здесь же, в пригороде, находился кампус университета Симпсона, где Прошина ждал – дождаться не мог профессор Джангулян.