Понимать? Пытаемся. Оценивать? Отдаем должное. Именно при нем, Александре II, Россия преобразилась. В ней стало меньше рабства и больше энергии — нервной, тяжелой, в каждом поколении пытающейся все перевернуть. Желать? Да, желать людей перемен, крупных людей, обладающих такой же энергией и искусством компромисса, как Александр II. Они очень нужны сегодня России в быстро меняющемся мире.

1881. Никогда. Ни за что. Александр III

А кто потом?

Человек «никогда».

А. Никогда

«Хотят так или иначе довести нас до представительного правительства, но пока я не буду убежден, что для счастия России это необходимо, конечно этого не будет, я не допущу. Вряд ли, впрочем, я когда-нибудь убеждусь в пользе подобной меры, слишком я уверен в ее вреде. Странно слушать умных людей, которые могут серьезно говорить о представительном начале в России, точно заученные фразы, вычитанные ими из нашей паршивой журналистики и бюрократического либерализма».[202]

И точка. Представительное начало. Вред. Паршивая журналистика. Бюрократический либерализм. Не допущу.

И еще раз. И не единожды.

Б. Ни за что.

«Пока я жив и Богу угодно будет, чтобы я оставался на моем тяжелом посту, на который Он сам меня поставил, не допущу я этой лжи на святой Руси, в этом будьте уверены; я слишком глубоко убежден в безобразии представительного выборного начала, чтобы когда-либо допустить его в России в том виде, как оно существует во всей Европе».[203]

Представительное начало. Ложь. Безобразие. Не допущу.

И не допустил. Последствия известны.

Все это было в наших семьях — но только давних. Сто с лишним лет назад.

Когда вы под асфальтом.

1917. Проворонить. Николай II

Нельзя читать чужие дневники. Но здесь приходится.

1897 год. 17 января. «Удалось наконец убить ворону из монтекристо!»

20 января. «Во время прогулки убил отлично — ворону».

27 января. «Затем отправился с монтекристо и убил ворону».

1 февраля. «Гулял затем и убил ворону».

8 февраля. «Утром гулял и покушался на жизнь ворон».

23 февраля. «Убил двух ворон».

10 марта. «Гулял еще и убил двух ворон».

11 марта. «Убил еще две вороны».

16 марта. «Убил три вороны».

19 марта. «Убил еще три вороны».

23 марта. «Убил только одну ворону»

24 марта. «Изредка палил по воронам и ухлопал одну».

29 марта. «Работал в снегу и убил 2 вороны (всего 37)».

1 апреля. «Убил 2 вороны (40) и кошку».

29 апреля. «Гулял и убил ворону (46)».

4 мая. «Сегодня удалось дойти до 50 убитых в парке ворон — из монтекристо исключительно».

Это «Дневники Николая II».[204]

Идет время, погода — разная, он гуляет по парку и ему очень хорошо.

А потом — все хуже.

«Искать объяснения многого, приведшего в конце концов Россию к гибели и позору, надо не в умственных способностях Николая II, а в отсутствии у него сердца, бросающемся в глаза в целом ряде его поступков… Этою же бессердечностью можно объяснить нежелание ставить себя на место других людей и разделение всего мира на „я“ или „мы“ и „они“».[205]

Потери России в Русско-японской войне — больше 50 тыс. чел., в Первой мировой войне — 1,8 млн чел.[206] По другим источникам, безвозвратные военные потери России, включая пропавших без вести и не вернувшихся из плена — 3,3 млн чел.[207]

Такова человеческая цена царствования, даже если отставить в сторону кампанию террора и три революции, последняя из которых погубила семью царя и его самого, и вызвала гражданскую войну, в которой погибли: военные потери — 2,5–3,3 млн чел., жертвы террора — несколько сот тысяч чел.[208]

П. Клее

1917. Сеять хаос. Керенский

28 апреля 1915 г. «Вдруг приносят букет красных цветов и записку… Убеждаемся, что она от Керенского. Скажите пожалуйста! Да еще такая восторженная! Впрочем, в нем есть что-то гимназическое, мальчишеское, в нем самом, что, должно быть, и мило в нем».[209]

5 апреля 1917 г. «Я верю Керенскому, лишь бы ему не мешали».[210]

20 мая. «Керенский — настоящий человек на настоящем месте».[211]

9 августа. «Что… сталось с Керенским? … Он неузнаваем и невменяем».[212]

14 августа. «Керенский — вагон, сошедший с рельс».[213]

23 августа. «Стоит шофер, в буквальном смысле слова: гетры, картуз. Оказывается Керенским».[214]

1 сентября. «Керенский — самодержец — безумец».[215]

8 октября. «Когда история преломит перспективы, — быть может, кто-нибудь вновь попробует надеть венец героя на Керенского. Но пусть зачтется и мой голос. Я говорю не лично. И я умею смотреть на близкое издали, не увлекаясь. Керенский был тем, чем был в начале революции. И Керенский сейчас — малодушный и несознательный человек; а так как фактически он стоит наверху — то в падении России на дно кровавого рва повинен — он. Он. Пусть это помнят. Жить становится невмоготу».[216]

Жить. Невмоготу.

5 ноября. «Фатальный человек; слабый… герой. Мужественный… предатель. Женственный… революционер. Истерический главнокомандующий. Нежный, пылкий, боящийся крови — убийца. И очень, очень, весь — несчастный».[217]

Нам от этого не легче. Хотя почему? Если бы всего этого не случилось, мы бы просто не появились на свет.

В России родились бы другие люди. И это была бы другая Россия.

1920. Перевернуть. Ленин[218]

Это была не встреча — столкновение. Сто лет назад Уэллс, писатель с мировым именем, еще во время войны добрался до России и встретился с совершенно новой фигурой в человеческой истории, коммунистическим вождем Лениным. Есть дата — 6 октября 1920 г. Нет стенограммы. Есть тексты Уэллса, Троцкого, обрывочные записи. И есть ощущение, что в этой встрече тот же конфликт миропониманий, моделей будущего, в котором мы находимся и сегодня.

Октябрь 1920 г. — поворотное время в России. Последние дни войны с Польшей. Через месяц красными будет занят Крым. Еще царствует военный коммунизм, торговля запрещена, продразверстка, карточки. Промышленность — 17 % от уровня 1913 г.[219] «Впечатление величайшего и непоправимого краха… Недоедание, полнейший упадок жизненных сил… За исключением крестьян, все классы общества — в том числе и руководящие круги — испытывают… крайние лишения… Разоренный и разрушенный город».[220] Но уже ведутся торговые переговоры в Лондоне. И вот-вот в марте 1921 г. будет объявлен НЭП, который накормит всех.

Личности

Это была встреча ровесников. Уэллсу — 54 года, Ленину — 50. Уэллс — с низов, образовывался