Неизбежность

Но все-таки, что случилось бы неизбежно, взял бы Сталин власть или нет?

Большевизм как идеология — крайнее течение в социалистическом движении. Большевизм, победивший в 1917–1921 гг., сам по себе диктовал будущую модель общества и экономики, кто бы ни был у власти. Он нетерпим к частнику. Государство — абсолютный собственник на землю, ресурсы, ключевые производства и другие «командные высоты».

Мог в этой среде существовать частник, не как «временное отступление» в НЭПе? Да, мог, но в гораздо более узких границах, чем в моделях рыночной экономики, сложившихся в Европе под влиянием правой социал-демократии и конфликтов XX века («социальная рыночная экономика», континентальная/скандинавская модели, «экономика для всех» британских лейбористов).

Каким же тогда было российское будущее в начале 1920-х? Большевизм на горизонте в 20–30 лет объективно должен был усиливать вертикали в экономике и обществе. Иначе вся постройка рассыпалась бы. Давление из-за границы, память общества о «прежнем» подталкивали к тому же.

Следствие — неизбежность монополизма, прямого управления из центра, избыточной концентрации власти в руках немногих во всех областях жизни.

Сращивание партии и государства было неизбежно. Вертикали — неизбежны. Привязка населения к местам, к предприятиям, жесткий контроль за его движением — неизбежны. Минимизация доходов семей при переносе тяжести «социалки» на государство — не могло не быть. Бум бесплатного труда (армия, трудовые мобилизации, страна лагерей) — прямое следствие системы. Низкая цена жизни — неизбежна. Власть идеологии, пропаганды, мифов — неизбежна.

В этой реальности не мог не сложиться исключительный по силе институт личной власти. Неважно кто — Иванов, Петров, Сидоров. Не было бы Сталина — был бы кто-то другой. Со всеми прелестями личной борьбы за власть. С негативным кадровым отбором, потому что в жесточайших вертикалях те, кто думают, дают новые идеи и независимы, не выживают. Они не вырастают. Уходят во внутреннюю или внешнюю эмиграцию. Убираются системой. Вымываются с каждым поколением.

В такой системе власть — это замена собственности и денег. Личная власть — их эквивалент. Грызня, чистки, волны чисток, опричнина закономерны. Личные зависимости «сверху вниз» — как без них? Сильнейший репрессивный аппарат, без которого нет вертикалей. Разделяй и властвуй. Лес рубят, щепки летят. Массовые чистки и посадки. Все это случилось бы и без Сталина.

Что еще неизбежно

Модернизация только «сверху», большим скачком, сверхбыстрый рост жестким нажимом. За счет чего? Конечно же, за счет прямого, административного перераспределения средств. А у кого их взять? Ответ один — отъем у населения. У крестьянства. Реквизицией последних ценностей у горожан, экспортом хлеба в голодные годы. Принудительными займами. Торгсином, распродажей коллекций за рубеж. Все это абсолютно закономерно — разве что при ком-то другом, может быть, было бы чуть помягче.

Гулаговский труд как источник — должно это было случиться без Сталина? Конечно. Пусть даже не в самой жесткой, убийственной форме, как при нем. Пусть меньшими объемами, но по сути — то же, отражающее саму суть большевизма, его тоталитарной модели.

История не знает сослагательного наклонения. Но логика системы, идей, составляющих ее ядро, всего, что происходило в 1917-м — 1920-х, подсказывает: все было бы именно так! Закономерность насилия. Диктатура, имеющая форму личной, аппаратной, партийной, государственной и, конечно, тех, что ласково назывались «карательными органами».

С Россией только так?

А как же быть с всеобщей грамотностью? С лампочкой Ильича? С тем, что от темпов индустриализации в 1930-е «сносит голову»? С атомной бомбой, наконец, с которой Сталин оставил Россию?

Сталинская модернизация в России, как и ряд других в последние 300 лет, произошла в терроре, «железной рукой», с убылью и огромными бедами для населения (см. выше).

Да, победа в Великой Отечественной войне! Мы плачем, мы гордимся, мы встаем на колени. Но какой человеческой ценой — эти перемолотые миллионы жизней! На каждого немца погибли трое советских. По меньшей мере, трое.

Это закономерность? Были бы Иванов, Петров, Сидоров, не Сталин — это все равно случилось бы? Исторический закон «крайностей» действует в России (см. выше). Победы, великие победы — через великие утраты жизней.

Победы велики. Но с какой растратой людей, самых обычных, наших семей.

Кто наверху?

Тоталитаризм неизбежно приводит к тому, что наверх забирается тот, кто жестче и безжалостнее всех, кто больше стремится к власти, кто готов жертвовать массами, личностями, будучи не ограниченным моралью. Расстрелять? Вычистить? История диктатур не знает исключений. Социальный дарвинизм — наверх только «самые». Готовность пролить и попить чужой кровушки — да сколько угодно.

И в этом смысле неважно кто — Иванов, Петров, Сидоров. До власти должен был добраться тот, кто внутренне готов стать Им. Истории превращений в Отцы народов и в Великие вожди бесконечны. Когда тому, кто забрался наверх, сносит голову.

Быть внутри Сталина

Такой, как Сталин, закономерен. Но такой ли в конкретных чертах своей личности?

Россия Александра II — другая, чем Николая II или Александра III. Страна та же, ее базовые конструкции — те же, но мы все чувствуем разницу. СССР Хрущева, Брежнева и Горбачева — это во многом разные страны. Так же, как Америка Буша, Клинтона, Обамы и Трампа во многом несет черты личности каждого из них.

Образно говоря, мы — внутри того, кто находится у власти. Внутри его характера, талантов, комплексов, инстинктов, деформаций, если они есть.

Сталин, кто он? Сильнее других в организации? Да, конечно. Крайне изобретателен в хитрости, ожидании, в аппаратной борьбе? Безусловно. Тот, для кого другой человек, масса людей — расходный, биологический материал? Никаких сомнений. Актер и игрок? Да, агрессивный. Сколько силы, терпения, обдумывания нужно, чтобы в шахматной человеческой игре сбрасывать сильнейшие фигуры десятилетиями, одну за другой.

Был ли он человеком идеи, когда цель оправдывает средства? Или большевизм был только оболочкой для режима личной власти? Ответа на этот вопрос нет, хотя очевидно, как много личного, изощренного он вкладывал в репрессии. «Репрессии в области социалистического строительства являются необходимым элементом наступления».[245] Личная подпись Сталина на 357 известных расстрельных списках на более чем 40 тыс. чел.[246] «За расстрел всех 138 человек» — это резолюция рукой Сталина.[247]

Большая, общесоюзная машина репрессий. План, учет, контроль. Тысячи организаций. Десятки тысяч людей в них. Полный цикл расстрельного и лагерного производства. Тысячи нормативных актов, в т. ч. высшего уровня. Лимиты расстрелов, спускаемые сверху. Инфраструктура, охватывающая всю страну. Через это прошли от 3–4 млн человек и выше (данные разнятся). Все это документально подтверждено.

Такая машина строится только лично главой государства, под его прямым руководством и неизбежно несет на себе