Вера оживала на глазах. Лицо подернулось живым румянцем, дыхание углубилось, стало ритмичным. Она уснула. Я тотчас откинулся и уснул, как убитый. А наутро Вера попросила:

– Молока, – пораженный услышанным, я принес ей немного теплого молока в стакане, она выпила, и ее не вырвало. Через несколько часов Вера снова попросила:

– Вова, дай пюре, – я быстренько подогрел детское яблочное пюре, прихватил немного сока. Вера похлебала пюре чайной ложечкой, потом попила яблочного сока. И все обошлось. Потом стала есть увереннее. Сама приподнялась и привалилась на подушки. Меня распирало от радости. Неужели мы победили!?

С головы переключился на желудок. Напряжение в желудке, с трудом, но тоже убиралось. Взгляд у Веры стал осмысленным. В полдень она слегка улыбнулась. Моему восторгу не было предела. Измотанный, как выжатый лимон, я ликовал. От волнения не находил себе места. Приносил и уносил полотенце, то и дело переставлял табурет, умывался и в который раз чистил зубы. Хотел заснуть, но не мог. Не терпелось что-то делать и делать, а в воображении непрерывно витал образ выздоравливающей жены.

Сын с готовностью помогал мне, однако факт выздоровления комментировал сдержанно.

– Маме стало лучше, – как-то равнодушно заметил он, будто семечку выщелкнул. Хладнокровие сына, само по себе удивительное, я оценил по-своему: он, как и я, опасался схлопнуть хрупкую Жар-птицу.

С напряжением в области почек удалось справиться «одной левой». Оно исчезло так быстро, как будто ничего и не было. Через день растаяла опухоль на ногах.

Состояние у Веры улучшалось стремительно. Это из-за того, что я решил, наконец, зайти биополем в голову. Несомненно! Давно надо было…

Самое грандиозное событие случилось тридцатого ноября. Перед сном Вера неожиданно заявила:

– Вова, уколы не надо делать… – и в подтверждение радостно, слабым голосом воскликнула: – Уколы не надо!.. – Кажется, сама себе не верила. Эти долгожданные слова ввергли меня в безумие. Вера выздоравливает!.. Ушел в зал и бродил там, офонаревши.

Даже не подумал остепениться, проанализировать, что все-таки случилось. Эйфория, как шторм, нахлынула неожиданно и неотвратимо.

Помню, в молодости, обитая в читальном зале библиотеки, любил сочинять логические опусы. Тогда казалось, что открываю истину в первой инстанции, которую никто в мире еще не открыл. И воображал себя настоящим философом. Несмышленый, не ведал я, что все давным-давно уже осмыслено и переосмыслено на сотни раз.

В двенадцать ночи заглянул в комнату, посмотрел на Веру. Она спала сном младенца. И я окончательно уверился в ее выздоровлении. Месяц закончился, а Вера, вопреки предсказанию, не только жива, она выкарабкивается. И это благодаря моему лечению! Сомневаться не приходится. Уму непостижимо, но именно биополе моих рук изгнало рак! Как легко утонуть, когда не знаешь брода!..

В детстве, когда мне было десять лет, мы с друзьями отправились за «по́льским луком». Так в деревне назывался дикий лук – съедобная трава, растущая на заливных лугах в пойме междуречья за сосновым бором.

Со мной были мой брат Генка и соседский мальчишка Вовка Морозов. Полноводная река нетерпеливо толкалась в берегах. Посредине русла возвышался голый песчаный остров, внизу которого тянулся хвост песчаной косы. От тропинки к острову по колено глубиной скрывался брод. Мы, будучи только в трусах, побрели к острову. Течение накатывало слева и лизало щиколотки. Справа под бродом бурлил омут.

Полуденная жара томила. Дойдя до середины брода, Генка с Вовкой надумали искупнуться. Пацаны были старше меня и сильнее. Они смело нырнули в падь и ловко поплыли по диагонали к острову. Набравшись смелости, я прыгнул следом. Плавал неумело. Погнавшись за старшими, не заметил, как стремнина отнесла меня от брода. Смотрю вправо: ширь реки распахнулась, стал виден дальний берег. Испугался и поплыл против течения.

Барахтаюсь, хлюпаю руками по воде. Друзья машут с острова, кричат. До острова далеко, барахтаюсь, ничего не слышу. Равнодушная река течет восвояси. Вот он брод, рукой подать. Ринулся напролом, не рассчитав силенки.

Скребу руками, а меня все относит и относит. Нет, чтобы повернуться лицом к левому берегу, да понемножку причалить, в панике упорно рвусь вперед. Поняв, наконец, что брода не достигнуть, оглядываюсь на друзей, а они переместились уже вниз по острову и машут мне с косы. Вымотался, не знаю, что делать.

Вдруг течение взорвалось. Мощная воронка крутанула легкое тельце, словно опавший листок, и стремглав утащила в водоворот. Потерял все ориентиры. Нет ни низа, ни верха. Кругом вода. Задыхаюсь. Терпение лопнуло, и давай хлебать воду. Ткнулся ногами в дно. Плотное и страшное дно. Каким-то чудом изловчился, выскочил на воздух. Еле-еле отплевался. Заметил, как друзья, держа цепочкой руки, друг за другом пробираются по песчаной косе в глубину ко мне.

Что было мочи, рванулся из последних сил. Тут голова закружилась. Потеряв волю, мешком опустился на дно. Будь, что будет! Инстинктивно дышу водой. Бред. Стало как-то легко и безразлично. Прилег на дно, лежу, свернувшись калачиком. Дно песчаное, прохладное, вода обтекает спину. Приготовился умирать. Почему-то вспомнил мать. Она как-то говорила, что цыганка нагадала мне смерть от воды.

Так захотелось жить! Ноги сами спружинили. Оттолкнулся, отчаянно забарабанил ручонками. Всплыл, вижу: Генка на плаву тянет мне правую руку, а Вовка, стоя сзади него, уцепился за его левую руку. Удалось дотянуться до Генкиного пальца. Судорожно схватился, осторожно подтянулся, перехватился за кисть. Вовка, на грани срыва, оперся ногами о дно, рулит, подгребаясь свободной рукой.

Друзья все же вытащили меня. О дальнейшем походе даже не помышляли. Надо идти домой, а я боюсь подходить к воде. Сидели до темна. Какой-то мужик, проплывая на лодке мимо нас, по просьбе пацанов, перевез меня на берег. Мать, узнав, что я чуть не утонул, отлупила меня, горько причитая.

Господь, видно, сподобил меня жить дальше. Для чего?..

Вера выжила! И это было для меня величайшей наградой в жизни. Я представил, как расскажу обо всем Холодову. Он, конечно, поделится неожиданной новостью с Татьяной Гавриловной. Та удивленно выпучит глаза, скажет: «Надо же? Бывает и чудеса случаются…» Потом представил удивленные лица родственников и всех знакомых, которые заочно уже похоронили Веру. Видел себя на вершине славы и готовился предстать перед любопытными, которые будут толпами виться теперь вокруг меня. Забылся в радости.

Нарезая круги по залу, восторженно представлял тот час, когда Вера встанет, и мы пройдемся с ней по заснеженной улице. Она возьмет меня под руку. Я почувствую ее слабый локоть, и будет так приятно осознавать себя сильным и уверенным! Она благодарна мне, а меня распирает при этом чувство благодарности судьбе.

Под утро звездная болезнь сменилась