– Она согласится? – спросил Лоуренс.

– Я уверена, она с радостью поможет нам. К тому же вы знаете, как она любит бывать здесь. Виктория, у тети Либби широкий круг друзей, – Диана улыбнулась, – будьте готовы к ее визиту. Я поговорю с ней, когда вернусь домой.

– Пусть будет так. – Лоуренс одобрительно кивнул. – Я распоряжусь, чтобы завтра утром подали экипаж. Еще надо будет поговорить с Натаном. Надеюсь, я застану его дома?

– Я скажу, чтобы он дождался вас.

Диана ушла, пообещав скоро нанести еще один визит. Виктория убежала в свою комнату, все еще чувствуя обиду после ожесточенного столкновения с лордом Рокфордом и ужасную боль от того, что придется отказаться от мечты стать учительницей.

Что делать? От жалости к себе и обиды у нее на глазах выступили слезы. Разве мог лорд Рокфорд, живя в этом красивом доме, чувствовать ее одиночество и страх? Разве мог понять, что она лишена денег и возможности их заработать? Он посмел разговаривать так, будто имеет на нее право. Ей не нужны ни он, ни его помощь. Никто не нужен. Она сама со всем справится.

– Нет, ты не справишься, – громко произнесла Виктория. – Ты вообще ни с чем не справишься.

Она подумала, что плохо справляется со своими делами, ей действительно нужна помощь, и что лорд Рокфорд заботится о ней по просьбе матери. Совсем недавно Виктория гневно упрекала его, а сейчас испытывала безрассудную потребность молить о прощении, просить, чтобы он обнял ее. Зная, что рискует получить резкий отпор, она отправилась разыскать Лоуренса. Тот сидел за столом, погрузившись в гроссбухи. Она смотрела на его красивое худощавое лицо, суровые очертания чувственного рта, волевого подбородка, и внутри все переворачивалось. Лоуренс казался воплощением безмятежного изящества, выглядел не только беспечно, но и крайне самодовольно, лицо хранило спокойствие. Виктория снова почувствовала, будто ее пребывание в Стоунгрейв-Холл сулит еще кое-что. Задалась вопросом, что чувствует к этому мужчине? Настойчиво пыталась разобраться в своих чувствах, хмуро отвела от него взгляд, стараясь быть полностью честной с собой. Лоуренс способен затронуть струны ее сердца и одним взглядом приковать к месту.

– В чем дело? Я очень занят. – Лоуренс поднял голову и тут же опустил.

Чувствуя себя назойливым ребенком, которого только что твердо, но вежливо поставили на место, Виктория нерешительно сказала:

– Извините, что прерываю.

Лоуренс бросил на стол перо, откинулся на спинку стула и посмотрел на нее.

– Уже поздно. Я подумал, что вы уже легли спать.

– Я не могла лечь спать, мне надо было…

Лоуренс оттолкнул стул, встал, обошел стол и протянул ей руку:

– Присаживайтесь.

Виктория повиновалась и села напротив него.

– Я сейчас же уйду, но то, что хочу сказать, не терпит отлагательств.

Он сложил пальцы вместе, положил ногу на ногу и уставился на нее. Она присела на край стула и опустила руки на колени.

– Хорошо, слушаю.

– Я… я хочу извиниться за свое поведение сегодня. Я была невежлива и оскорбила вас. Я вела себя ужасно, правда?

– Просто ужасно. – Лицо Лоуренса разгладилось, на губах заиграла едва заметная улыбка. – Поскольку вы так очаровательно извинились, я прощаю вас.

– Вы все время работаете. – Виктория посмотрела на заваленный бумагами стол. – Неужели это необходимо?

– У меня дел невпроворот.

– Разве у вас нет помощников?

– Такие люди есть, но я люблю работать.

Глядя на него, Виктория собралась с духом и сказала:

– Учитывая мое невежливое поведение, я пойму, если вы посчитаете меня самой надоедливой и непредсказуемой женщиной.

– Вы совершенно не похожи ни на одну мне известную женщину, но вы расстроены и переполнены горем, разочарованы и сильно обижены тем, что приходится отказаться от мечты. Я все понимаю и сочувствую вам. Мне хотелось бы разделить ваше общество, чтобы вы отнеслись ко мне более любезно. Я нахожу вас трудным, но интересным человеком.

– Вы говорите так, будто я гора, которую необходимо преодолеть. Почему я трудная? Не потому ли, что вы собираетесь приструнить меня и, добившись этого, растоптать?

– Нет, мне лишь хотелось, чтобы вы относились ко мне менее враждебно, проявляли меньше упрямства и смирились с нынешним положением. – От удивления он приподнял бровь. – Эта ситуация нова для нас обоих. Придется свыкнуться с ней.

– Знаю. Постараюсь как можно лучше справиться с исключительно трудной ситуацией. Хочу заметить, мое место не здесь. Я хочу вернуться домой, в Эшкомб, но мне некуда идти.

– Вы правы. Смиритесь с этим. Ваша прежняя жизнь закончилась навсегда.

– Знаю, но все, что я потеряла, причиняет мне боль.

Лоуренс взглянул на нее. Пришлось признать, что Виктория странным образом волнует его. Дело не только в ее красоте, светлой коже, тонких чертах лица и даже не в чувственности и затаенных страстях. Все заключалось в странном сплетении беззащитности, безрассудной смелости, жесткости, нежности и твердой вере в то, что ей никто не нужен. Лоуренс думал о ней больше, чем хотелось признаться самому себе.

– Виктория, вам кто-нибудь говорил, что у вас красивые глаза? – Выражение его лица смягчилось. – И прелестные уста.

Она отвела взгляд и уставилась в окно.

– Прошу вас, не говорите так.

– Вы и в самом деле красивая молодая женщина. Вижу, мне придется потратить немало времени, чтобы отбиваться от сонма ухажеров.

Лоуренс встал, навис над ней, пальцем осторожно коснулся ее лица и повернул его к себе. Вопросительно поднял бровь.

Виктория приподняла голову и, не дрогнув, встретила его взгляд, почувствовала жгучее прикосновение его пальца.

– Если вы намерены укротить мой бунтарский нрав, милорд, вам остается лишь прибегнуть к грубой силе, обольщение не поможет. Мне знакома лишь непокорность.

Лоуренс невольно откинул голову и разразился хохотом.

Обиженная такой реакцией, Виктория сердито уставилась на него.

– Вам это доставляет удовольствие, правда?

– Еще бы, – признался он, все еще смеясь. В глазах прыгали веселые искры. – Видно, вы запамятовали, что обольщение в моей семье является давней традицией. Что-что, а это мы хорошо умеем.

– В чем моя мать на свою беду убедилась, встретив вашего отца. – Виктория строго взглянула на него. – Вам полагается заботиться обо мне, подавая хороший пример, а не обольщать. Разве опекуны могут злоупотреблять своим положением? – Ее слова прозвучали для него, как оплеуха.

– Нет, если они держат себя в руках. Вы совершенно правы, я и так наказан. – Озорной блеск в его глазах пленил Викторию, она не чувствовала, как пылают щеки.