– Тимотэ был педофилом?

– Нет. Его фантазии уносили в другие области.

– Какие?

– Трансвестизм, фетишизм, иерофилия…

Циглер приподняла бровь.

– Сексуальное влечение к предметам культа, – пояснила доктор Драгоман.

Сервас сразу же представил себе блондина и монашка в лесу.

– Это ведет к мастурбации с использованием предметов культа, к извращениям религиозных ритуалов. Маркиза де Сада, например, обвиняли в том, что он предавался содомским утехам с монахом при помощи церковной свечки. А Казанова насиловал молоденьких монашек у выхода из монастырей. По существу, иерофилия вытаскивает на свет божий вопрос, который христианство систематически старается спрятать: на кой черт Господь изобрел пенис, клитор и вагину?

Она усмехнулась уголком рта. Сервас пробежался взглядом по картинам: несомненно, Тимотэ Хозье чувствовал себя здесь в своей стихии…

«А ты-то сама, – подумал он, – у тебя-то что за парафилии?»

– Он страдал также пигмалионизмом, то есть сексуальным влечением к статуям, в его случае религиозным…

– Он получал лечение?

– Да. Когнитивно-поведенческую терапию и антиандрогенные гормональные препараты. Я прописывала ему и препараты против импульсивности, из линейки антидепрессантов.

– Можно получить копии назначений? – спросила Циглер.

– Не вижу связи с убийством.

– Мы стараемся не пропустить ни одной детали, – спокойно ответила Ирен.

Сервас заметил, что Габриэла Драгоман осторожно на нее взглянула.

– Он часто приходил на прием? – не унималась Ирен.

– Раз в неделю, всегда по вечерам.

– Почему по вечерам?

Психиатр снова усмехнулась.

– Это был его выбор. Ему нравилось появляться поздно. Он любил эту обстановку, рассеянный свет, мои картины… Он легче раскрывался, когда наступала ночь… Как некоторые цветы. Летом мне приходилось даже задергивать шторы.

– Вы знали, что он занимался наркодилерством? – спросил Сервас.

Габриэла Драгоман перевела глаза на него.

– Да. Конечно, знала. Он ведь и сам употреблял свой товар в больших дозах. Можете не сомневаться, из-за этого возникали большие проблемы с медикаментами. У Тимотэ не было от меня никаких секретов…

Сервас представил себе блондина и блондинку лицом к лицу, в окружении огромных полотен с распятиями, черных стен и металлических колючек, ночью, в молчании бункера-пещеры – и его пробрала дрожь.

– В таком случае он мог поведать вам что-то такое, чего не сказал бы никому, но что могло иметь отношение к его смерти, – напомнила Циглер. – Были ли у него враги, боялся ли он чего-то или кого-то… Не чувствовал ли себя в опасности.

Габриэла Драгоман покачала головой и выпустила струйку дыма.

– Я ничего об этом не знаю, но вы правы: будь оно так, он бы обязательно мне сказал.

– Доктор, – неожиданно вмешался Сервас, – ваш дом очень красив и полон прекрасных вещей. Я видел ваш автомобиль. Психиатрия так хорошо оплачивается?

Она пристально на него взглянула. С таким холодным презрением ему редко приходилось сталкиваться, и он почувствовал, как внутри поднимается гнев.

– Я вдова. Мой муж был человеком… скажем так, успешным… Он сорок лет управлял одним из крупнейших предприятий продовольственной промышленности Франции. В те времена никакие нормативные акты не препятствовали обогащению посредством отравления населения. Если бы рак признали одним из средств массового уничтожения, моего мужа вполне могли бы отдать под суд за преступление против человечества. Справедливости ради надо заметить, что он и сам умер от рака гортани. Не то чтобы он поедал то дерьмо, которым кормил остальных, просто он был сумасшедший курильщик. Он курил в среднем около шестидесяти сигарет в день и выпивал не меньше десяти бокалов виски. К тому же мы поженились, когда мне было двадцать восемь, а ему пятьдесят. Через семь лет он умер. Детей у нас не было. Это избавило меня от нужды на всю оставшуюся жизнь. Я удовлетворила ваше любопытство?

И вдруг, прежде чем Ирен успела отреагировать, он быстро вытащил из кармана фото Марианны и положил на низкий столик.

– Вы знакомы с этой женщиной?

Габриэла Драгоман наклонилась и равнодушным взглядом скользнула по снимку. Потом снова покачала головой.

– Нет.

– Вы уверены, что никогда с ней не пересекались?

– Уверена. А кто это?

– Благодарю, – сказал он.

Он сунул фото обратно в карман, заметив, каким убийственным взглядом стрельнула в него Циглер.

– Вам известны еще какие-нибудь детали, которые могли бы помочь следствию? – спросила Ирен.

– Как я вам уже говорила, Тимотэ имел тенденцию к импульсивности в сексуальном поведении, да и во всей жизни в целом. И на него часто накатывали приступы гнева. Он не раз ввязывался в драки, у него была нехорошая тенденция попадать в опасные ситуации. Может быть, он повстречал дурного человека, и тот на него плохо влиял. Он болтался по гей-барам в этом районе. Наверное, вам следует поискать и в этих местах…

– Если мы вам кое-что расскажем, это останется между нами? – неожиданно спросила Ирен.

Психиатр быстро кивнула, и в глазах ее загорелось острое любопытство.

– Его смерть была обставлена как объект постановки, как мизансцена, и все говорит о тщательной подготовке. Кроме того, это уже второе убийство такого типа в регионе. Мало шансов, что это была случайная встреча среди ночи.

Они увидели, как сузились водянистые глаза психиатра, и под длинными ресницами вспыхнул огонь живого интереса.

– Он сообщал вам названия тех мест, которые посещал? – спросила Циглер.

– Его любимым баром был «Бой энд Бой» в Тулузе.

– А эта история с сестрой… Ее убийство… Что там на самом деле произошло?

Было заметно, что она старается собрать воедино все, что помнила.

– В один прекрасный день он вернулся домой из лицея, ворвался в комнату сестры и задушил ее. Просто так… без всякой причины. Никто не знал, что на него нашло. Психиатры сошлись во мнении, что это был «острый приступ бреда», как подобные состояния называются во французской нозографии[24]. «Учебник диагностики и статистики умственных расстройств» Американской ассоциации психиатров говорит о «кратком психотическом расстройстве». «Приступам бреда» подвержены в основном подростки или очень молодые люди без психиатрических диагнозов в анамнезе. Начинается приступ неожиданно и остро: его обычно называют «гром среди ясного неба». Он полностью разрывает связи сознания с предыдущим состоянием и может наступить в любой момент, без всякого пускового механизма, каким обычно выступает стресс или депрессия. Короче, может поразить любого «на пустом месте», без предыдущих проявлений. Страшно, если вдуматься, правда?