попала в алчные руки «Нестле» и её, лишив прекрасных обёрток, заворачивают в нечто по-европейски скользкое, – на лице детектива промелькнула тень. – А ты знаешь, – заговорила она снова, – мы раньше в фольгу от шоколада заворачивали грецкие орехи на новогодние праздники и на ёлку вешали.

– Мы тоже, – признался он.

– Я думаю, что такой шоколад нужно подарить тёте! Я уверена, что она обрадуется! Он напомнит ей детство и юность. Тётя Виктория тихо ненавидит европейские новшества. После того как фабрику «Россия» продали швейцарцам, она принципиально не покупает выпускаемый ими шоколад. Я тоже огорчена, что не только обёртки теперь стали скользкими, а шоколад несъедобным. Глина глиной.

Морис улыбнулся:

– Вероятно, швейцарцы не выдержали того, что российский шоколад был вкуснее «Нестле».

– Это точно! Я ещё помню «Сказки Пушкина», «Восторг» и «Жигули». Вкус был волшебным! Все гости города обязательно увозили с собой коробку шоколада и плитки. А сейчас! – Мирослава махнула рукой: – Ты бы только видел, во что они превратили «Родные просторы»!

– Я читал отзывы в интернете. Ни одного положительного.

– Вот-вот. Так гордость страны превратилась в пятно на репутации города с привкусом пальмового масла.

– Давайте о чём-нибудь хорошем, – попросил Морис.

– Давай, – согласилась она, взяла на руки Дона и опустилась на диван.

Морис присел рядом и стал гладить кота.

Мирослава тихо вздохнула и положила голову ему на плечо. Миндаугас замер, потом перевёл дыхание и стал гладить её шелковистые русые волосы. «О, если бы она только знала, как я люблю её», – подумал он и тут же внёс поправку в свои мысли: знать-то она знает, но не чувствует так глубоко, как ему бы хотелось.

На следующий день Мирослава встала ни свет ни заря. Морис услышал её крадущиеся шаги в коридоре и высунулся из своей комнаты:

– Вы чего так рано?

– Ты спи, – отозвалась она.

Но он тут же оделся и спустился вниз.

– И чего ты встал? – спросила она, нарезая хлеб для бутербродов. Чайник уже стоял на плите.

– Собрались сухомятку есть, – проворчал он укоризненно.

– Подумаешь, раз в год, – отмахнулась она.

– Если бы я знал заранее, что вы встанете так рано, то с вечера что-нибудь бы приготовил.

– Ерунда, солнышко. Не стоит беспокойства, – улыбнулась Волгина.

Он вздохнул, достал из холодильника сыр и ветчину и стал нарезать ломтиками и укладывать на хлеб.

Мирослава наблюдала за ним с интересом, ещё не догадываясь о том, что он решился героически разделить с ней её завтрак.

– Я надеюсь, к обеду вернуться домой, – проговорила она, не сводя глаз с его непроницаемого лица.

– Отлично, – ответил он. – Что приготовить на обед?

– Я бы не отказалась от рыбы и картошки.

– Шура, как я думаю, к нам сегодня на ужин не приедет, – обронил он.

– Я тоже так думаю.

– Тогда на ужин я приготовлю что-нибудь овощное.

– Согласна. Например, овощное рагу.

– И пару котлет или куриную грудку?

– Сам решай.

Морис покосился на кота:

– Дон, конечно, за куриную грудку. Хотя у него ещё печёнка куриная есть.

– Тебе чаю налить? – спросила она.

– А как же?!

Она улыбнулась и налила чай в две чашки.

Морис взял с тарелки один из бутербродов, закрыл глаза и вонзил в него свои белые ровные зубы.

«Забавно, – подумала Мирослава, – как это в Европе не научили его лопать фастфуд. Или то, что было заложено родителями, оказалось сильнее?»

Дорога была запорошена тонким слоем снега, что не помешало Мирославе довольно быстро добраться до города.

И ей повезло с самого начала – возле управления она нос к носу столкнулась с Дмитрием Славиным.

– О! Мирослава! – воскликнул оперативник.

– Привет, Дима!

– Ты к кому?

– К тебе. Можешь уделить мне минутку?

– Могу. А что случилось?

– Дима, я понимаю, что хочу от тебя слишком многого.

– Не пугай меня!

– Извини.

– Говори, чего нужно.

– Я расследую убийство.

– Понял какое, – проговорил он. – Но я-то чем могу помочь?

– Ты провожал парнишку, который был свидетелем убийства.

– Хорошо, – кивнул он, – это Лёнчик, – он назвал адрес. И предупредил: – Но учти, я ничего не говорил тебе.

– Само собой, – ответила она. – А ты куда собрался?

– К Наполеонову.

– Значит, я буквально за хвост тебя ухватила.

– Типа того, – улыбнулся он.

– Ни пуха ни пера!

– Мне не хочется посылать тебя, дорогая, – он подошёл поближе и тихонько коснулся её руки.

– Но надо! – рассмеялась она.

– Давай я лучше пошлю или, вернее, посоветую тебе сходить на выставку художников XIX века.

– А что, у нас проходит такая?

– Да, в бывшем здании фабрики-кухни. Я и сам не знал. Мне позвонила Лида.

– Лида?

– Да! Заречная! Ты её разве не помнишь?

– Помню, – отозвалась Мирослава. С художницей Лидией Заречной все они познакомились, когда работали над раскрытием дела «Влюблённый убийца».

Позднее Мирослава узнала, что Лидия Заречная не только пишет великолепные картины маслом и реже акварелью, но ещё и является оформителем обложек книг её тёти, писательницы Виктории Волгиной.

И надо было признать, что обложки были столь хороши, что не было сомнения в том, что и содержание, скрывающееся под этой обложкой, столь же прекрасно. Можно было сказать, что Виктория Волгина и Лидия Заречная нашли друг друга.

Мирослава же после того памятного дела встречалась с Лидией всего пару раз, один раз на её персональной выставке, а другой раз чисто случайно в кафе.

Другое дело оперативник Дмитрий Славин. У него с художницей то ли длился вялотекущий роман, то ли взаимная симпатия переросла в дружеские отношения. И Заречная, и Славин были причастны к миру живописи. Дмитрий не писал картин, но его отцу принадлежала известная в городе художественная галерея «Вишнёвая роща», и Лидия Заречная там выставляла свои картины. А Дмитрий в свободное от оперативной работы время помогал отцу в галерее, в частности, составлял каталоги и писал рекламные статьи, приглашая жителей и гостей города в галерею.

Именно с этой работы Славин имел дополнительные деньги, которые тратил на дорогие книги по искусству, хорошую одежду и выходы в театры. Время от времени он посещал дорогие кафе и устраивал вечеринки для близких друзей.

Мирослава знала, что в Дмитрия влюблена оперативница Любовь Залеская. Детективу нравились обе девушки. И она не знала, кому из них сочувствовать. Впрочем, это было не её дело. Пусть Славин сам разбирается со своими любовными делами. Ей бы со своими разобраться.

Друг детства Шура Наполеонов вообразил себя матушкой наседкой и изо всех сил старался выпихнуть её замуж за Миндаугаса, при этом причитая, что она рискует остаться старой девой. Сам же Наполеонов жениться не хотел ни в какую. Мирославе уже надоело посылать друга…

Морис Миндаугас, из-за которого и разгорелся весь этот