добавила мрачно: — Если девочка в деревне, ее найдут и без нас.

Солнце еще не успело высушить росу, но прямо за околицей дома Магды начиналась узкая, хорошо различимая полоска травы, где росы не было. Кто-то прошел здесь совсем недавно.

— Хочешь сожрать ребенка — отведи его в лес, — послышалось неподалеку, и трава вновь расступилась, пропуская невидимую фигуру. — Последние десять лет научили меня в первую очередь думать о самом отвратительном исходе из возможных.

Не сговариваясь, они побежали — лес сомкнулся над головам и радостное пение птиц утонуло в грохоте шагов и хрусте веток, двигаться скрытно времени не оставалось. Ланн едва успевал на ходу подмечать следы — девочка была маленькой и легкой, она оставляла их не так уж много. В какой-то момент он перестал слышать шаги Сайдири, но не остановился — что бы ни ждало впереди, она присоединится позже.

Но, выскочив на широкую поляну, он остановился в нерешительности. Девочка в серой холщовой рубашке сидела под сломанным деревом, притянув к себе босые грязные ноги и, насколько мог судить Ланн, ей абсолютно ничего не угрожало. Он обернулся, услышав шаги.

— Это… неожиданно, — проговорила Сайдири, подходя ближе, но плащ не сняла.

Ланн улыбнулся краешком рта и кивнул в сторону девочки.

— Может, тебе взять привычку надеяться на лучшее?

— И упустить возможность всегда быть либо правой, либо приятно удивленной? — с отчетливой иронией в голосе проговорила она. — Отведи ее домой и дело с концом, мы и так время потеряли.

Далия подняла голову, заметила Ланна, надула губы и отвернулась. Ланн, в свою очередь, с самым скептическим настроем повернулся к тому месту, где должна стоять его спутница.

— Разговаривать с ребенком? Вот с этим вот лицом? — он помахал рукой у себя перед носом. — Если она не встретила в лесу чудовище, думаешь, надо это исправить?

— Брось, она тебя узнала, — Сайдири положила руку ему между лопатками и недвусмысленно надавила. — Я тоже пойду, и если она попытается сбежать, поймаю ее за ногу — далеко не уйдет.

— Отличный план, — неохотно делая шаг, проворчал он. — А есть какой-нибудь, не предполагающий детской истерики?

Ланн очень любил детей, ему нравилось с ними возиться — в такой компании легко забыть о своих заботах, но то были дети монгрелов. То есть те, кто не начинал плакать, едва завидев его. Дети людей, которых никогда не касалась скверна, могут быть не настолько… устойчивы.

Арушалай редко показывается на людях в Дрезене — ее можно увидеть у храма, разговаривающей со жрицей Абадара, но чаще всего она предпочитает оставаться незаметной. Ланн редко разговаривает с ней, по правде говоря, он ее недолюбливает и, к собственному стыду, вовсе не потому, что она демон.

Если кто-то и может сравниться с ним в мастерстве стрельбы из лука, то только Арушалай — она не просто хороша, она великолепна. И ему приходится тренироваться в три раза упорнее, чтобы только приблизиться к тому, что дал ей опыт тысячелетней жизни. В любой другой ситуации он порадовался бы, встретив кого-то настолько умелого, но время от времени командор предпочитает взять с собой суккубу, оставив Ланна разбираться с проблемами племени. Здорово, конечно, чувствовать себя главой большой семьи, но это не совсем то, что ему нужно…

Взявшись учить детей стрельбе из лука, он быстро понял, что рук на всех у него не хватит. Два десятка чудесных любопытных учеников — это прекрасно, но за каждым не уследишь и каждому руку не поправишь. Было бы здорово, если бы вместе с ним этим занимался кто-то еще.

— Я? — Арушалай распахнула свои необыкновенные алые глаза. Она простояла с открытым ртом несколько секунд, а затем нервно улыбнулась. — Ты имеешь ввиду в качестве мишени?

Ланн с трудом удержался от того, чтобы ударить себя с размаха рукой по лбу. Она демон! Она не появляется на улицах потому, что ослепленные ненавистью и болью люди пытаются отомстить ей за погибших друзей и любимых. Пока он носился со своей ревностью, он день за днем проходил мимо существа, с проблемами которого знаком с детства. На поверхности бывает трудно прижиться не только монгрелам…

— Я имею ввиду в качестве учителя, — терпеливо объяснил он. — Мы монгрелы, мы не закидываем других камнями из-за рогов и хвоста.

— Да это ничего, я почти привыкла, — опустив глаза, медленно проговорила она, и Ланн прикусил язык, потому что больше всего ему хотелось рявкнуть, чтобы она прекратила врать — он точно знает, что к такому нельзя привыкнуть. — Я просто боюсь, что… — Арушалай вдохнула, будто перед погружением в воду, а затем заговорила быстрее. — Демоны не бывают маленькими. Мы выбираемся из лярв уже способными постоять за себя. Единственные, кто рождается в Бездне — камбионы, полулюди, потомки инкубов и специально для этого завезенных рабынь. И они не… — она кивнула в сторону домов, которые занимало племя, — не такие, как здесь. Человеческие дети очень хрупкие, я не хочу никому причинить вреда.

— Значит я прослежу, чтобы этого не случилось.

И то ли потому, что Арушалай была прирожденным учителем, то ли потому, что она была очень красива, но как только она приучилась говорить достаточно громко, чтобы ее слышали, дети перестали отвлекаться на что-то еще и управляться с ними стало гораздо легче. И Ланн, конечно, их совсем не ревновал. Нисколько. Вообще нет.

Ответа он так и не получил, что сказать девочке тоже не придумал, но ее блестящая на солнце светлая макушка приближалась, а если он попытается отступить, командор наверняка поймает за ногу уже его самого, так что придется как-то выкручиваться. Но прежде, чем он успел хоть что-то сделать, Далия снова подняла голову, посмотрела на него исподлобья и произнесла:

— Ты не ангел.

— Да уж, не повезло мне, — нервно хохотнул он, а затем переспросил уже серьезнее. — Погоди, что?

Далия с усилием потерла нос и отвела взгляд в сторону. Сегодня ночью ей приснился ангел и сказал, что если она придет в лес до рассвета, он возьмет ее с собой погулять по облакам. Он был такой красивый! Крылья как лунный свет! Девочка очень торопилась, но домашний пес будто взбесился и лаял так, что ей пришлось обходить его, так что когда она пришла в лес, небо уже светлело. Она все ждала, ждала и ждала, но ангел так и не явился.

— Я устала и замерзла. И есть хочу, —