будто клёцки в холодном бульоне.

Связываться с капитаном порта, просить помощи – всё это могло затянуться на сутки. А значит, и мимо самолета можно пролететь. Да и подставлять Гену, хоть и полный охламон, не хотелось. Ясно же, что после такого ЧП с капитанства его спишут.

– Что, штурман? Господи, благослови? – решился Бероев. – Тогда даю команду по судну: всем стоять по местам!

– Есть, капитан! – Счастливая Виталина приложила руку к растрёпанным волосам, незаметно помассировала тени под глазами. Дала прощальный гудок.

Итак, экипаж расставлен по местам. Кинооператор – у штурвала, геолог за штурмана – в рубке, пьяный в стельку капитан – на корме. Лишь посудомойка расположилась в точном соответствии со штатным расписанием – при камбузе.

Шли споро – от одного буя судового хода к следующему, будто от светофора к светофору. Беспечная Виталина резвилась, задиралась. Даже принялась склонять капитана к арктическому соитию. И склонила б, если б не Фёдоровна, сновавшая с кофе и бутербродами.

Но спустя пару часов погода начала меняться. Бульон, поначалу прозрачный, закипел. Облака помутнели, расплылись, затянули небо грязным наваром. В спину подул пронизывающий западный ветер, раскачавший морскую волну, так что катер уже не бежал с прежней бойкостью, а то и дело проваливался, будто спотыкался. Виталина, только что весёлая и беззаботная, сбледнела с лица. Да и Бероев ощутил тошнотные позывы и тревожно поглядывал вокруг.

Впрочем, шторма как будто бояться не приходилось.

Беда подкралась с другой стороны. Где-то за час до Тикси начал подавать сигналы тревоги тахометр. Принялась стремительно падать температура двигателя. Когда стрелка сползла с восьмидесяти до сорока градусов, в рубку заглянула Фёдоровна.

– Что?! – нервно спросил Бероев.

– Так движок навроде как чихает, – поделилась она тревогой.

Катер и впрямь ощутимо замедлял ход. Стало понятно, что двигатель тянет из последних сил и вот-вот заглохнет. Но почему это происходит, Бероев понять был не в состоянии. Он заметался.

– Надежда Фёдоровна, – окликнул он Вершинину. – Хватайте ведро. Как угодно, хоть тряпкой, хоть шваброй, протрезвляйте нашего моремана, пока ко дну не пошли. Ну?

– Так некого протрезвлять, – отозвалась та.

– Как это?! – не сговариваясь, вскрикнули Олег и Вита-лина.

– Да так, что нет его на судне! – Фёдоровна отчего-то рассердилась.

– Но куда же?… – Голос Бероева сделался придушенным. – Он же у борта дрых. Вы ж там взад-вперёд сновали!

– Был и нету! – ожесточённо рубанула Вершинина. – Должно, блевать потянуло с перепою – и вертанулся за борт. Я ему нянькой не приставлена.

– Моряк – блевать? Что ты нам пургу гонишь?! – выкрикнул Олег в истерике. – Виталина, к штурвалу!

– Так я ж никогда прежде!.. – Виталина перетрусила.

– Вцепись в палку, как ночью хватала! – Грубо оттолкнув безучастную Вершинину, Бероев выскочил на палубу.

Умом он уже понял, что несчастного Моревого на судне нет. Тем не менее бросился к корме, где оставили спящего Гену. Тщательно, с фонариком, осмотрел борта и палубу. После, для очистки совести, перерыл все судовые помещения. Последним заглянул в машинное отделение. С нехорошим чувством услышал бульканье. Посветил. Горло перехватило от страха: в машинном отсеке стояла вода.

В рубку Олег вернулся с перекошенным лицом. Метнулся к радио.

– Чёрт! Позывного не знаю, – пробормотал он. – Внимание порту Тикси! Внимание! Вас вызывает катер «Ястребок» райпотребсоюза! – как заклинание, повторял он, боясь, что ему не ответят. Обе женщины с каменными лицами смотрели на своего капитана.

– Порт Тикси слушает! – раздалось наконец в ответ. Узнав бас капитана порта бородача Боденко, Олег чуть не заплакал от радости.

– У нас ЧП! – закричал он. – Капитан судна утонул!

– Чего-о?! – ответил ошеломлённый Боденко. – Доложите чётко! И – кто это говорит?

– Это Бероев, кинооператор! – Олег, торопясь, сглатывал звуки. – Моревой выпал за борт. Когда – не знаю. Я вёл корабль.

– То есть как это вёл?.. Этот… Пьяный, что ли?

– Да, был, – признался Олег.

– Дела! – Боденко выдохнул. – Довести хоть сможешь?

– Да смог бы. Но тут… В общем, ход упал, на тахометре давление 40. И ещё, – Олег скосился на женщин, – в машинном отсеке вода!

Виталина ойкнула.

Радио замолкло.

– Алло! – Бероев испугался, что связь пропала.

– Значит, так, кинокапитан, – ответили ему. – Тяни на самом малом по буям. Чтоб только носом к волне. И не ссы в компот. Уже выходим к тебе навстречу.

Боденко разъединился.

– И что за пруха! – хихикнула Виталина. – Вправду девчонки на курсе говорят: умею вляпаться.

Через час портовый катер взял злополучный «Ветерок» на буксир. Женщин – после короткого разговора с капитаном порта – перевели на спасательное судно.

На «Ветерке» остались Бероев и Боденко.

Боденко на правах органа дознания осмотрел катер, перетряхнул вещи пассажиров и пропавшего Моревого. Лишь после этого перебрался в рулевую рубку, отобрал штурвал. Неспешно принялся раскуривать трубку. Кончик короткой трубки едва выглядывал из-под густой бороды. Вблизи плечистый Боденко из-за коротких ног оказался неожиданно низкоросл и оттого сильно смахивал на сказочного Черномора.

– Ну и?.. – не утерпел Олег.

– Забортный патрубок у вас прогорел. Ещё немного – и на дно. Так что, считай, в рубашке родились.

Бероев вспомнил бэушный патрубок, что подсунули на рыбзаводе Кучуму. Чертыхнулся.

– А насчёт?.. – Он мотнул шеей в сторону борта.