– Спасай меня скорей! – взвыла Аня.

– Брось туфли! – скомандовала Мариша. – Я тюбики с клеем уже собрала. Можешь смело идти.

– Не могу я смело идти и вообще никак не могу идти, – завизжала Аня. – Я даже ногу в колене согнуть не могу…

– А зачем тебе это? – удивилась Мариша.

– Идиотка несчастная, а как я, по-твоему, сниму туфельки? Они ведь на пуговках. Их расстегивать нужно, чтобы снять.

Мариша проворно освободила Аню от обуви и буквально потащила подругу наверх в душ. Они едва успели. Цемент еще не схватился намертво. Поэтому большую часть платья удалось отмыть. А оставшиеся небольшие пятна, по мнению Мариши, лишь оживляли и придавали своеобразие Аниному одеянию. С лицом и руками тоже все обошлось. Благодаря слою крема цемент с них полностью смылся. А вот с волосами пришлось повозиться. Тут дела обстояли хуже всего. Местами цемент вымылся, местами девушки обоюдными усилиями его вычесали и выкрошили, но осталось еще несколько безнадежных мест. На этих участках цемент застыл навечно, и никакими средствами его оттуда извлечь не удавалось.

– Это какой-то кошмар, – заключила Аня, поглядевшись на себя в зеркало. – Придется выстригать.

– Ты что, я не умею, – испугалась Мариша.

Волосы у Ани были роскошные. Густые, пышные и вились красивыми локонами. Аня ими очень гордилась. Вот у Маришиной тети тоже была роскошная рыжая грива, но тетка никогда не обращала на них особого внимания. Они у нее росли в совершеннейшем небрежении. Тетка, верно, не стала бы особенно возражать против нескольких кусочков цемента, случайно застрявших в ее волосах. А вот Аня возражала. И очень активно.

– Ладно! – решилась Мариша. – Но потом не говори, что я тебя не предупреждала. – И она защелкала ножницами.

– Можешь смотреть, – разрешила она после получаса каторжного труда и сняла простыню с зеркала.

– М-да, – протянула Аня. – Даже не верится, что это я.

Из зеркала на нее смотрела девушка с удивительно причудливой стрижкой. Некоторые пряди были отхвачены под корень, другие – до половины, а третьи остались нетронутыми. Анина голова пострадала от цемента неравномерно. Больше всего досталось ее левой части, и сейчас она выглядела особенно живописно. Основная часть проплешин сгруппировалась именно там.

– Ты хоть сделай симметрично, – потребовала Аня.

Мариша попыталась возразить, уверяя, что так гораздо оригинальней, но почему-то слова застряли у нее в горле, и она приступила к делу.

– Теперь хорошо, – одобрила Аня, когда Мариша закончила. – Завтра пойду к мастеру и попрошу, чтобы он обрил меня наголо. А сейчас пошли перекусим.

Спустившись в холл, девушки дружно ахнули. В горячке спасения Аниной прически они совсем забыли про цемент, оставшийся на полу, стенах и мебели. К этому времени он застыл уже намертво.

– А какого-нибудь растворителя для цемента случайно не изобрели? – поинтересовалась расстроенная представшей картиной Анна. – Ты только посмотри на это. Меня же убьют.

– Кто? – осведомилась Мариша. – Если дом твой, то ты можешь делать с ним все, что захочешь. Можешь все тут целиком облить цементом, никто тебе и слова не смеет сказать. Видишь, теперь у тебя появился еще один стимул, чтобы не отдавать дом твоим конкурентам. А то они еще тебя заставят заплатить за разбитые окна, изуродованную мебель и пол и сломанный пылесос.

– Как, пылесос тоже сломался? – упавшим голосом спросила Аня.

– Ты как думала, у них же тут сплошная пластмасса. Ясно, что она не выдержала удара. То ли дело у нас: бытовую технику делали чуть ли не из ковкого чугуна, поэтому она и служила практически вечно.

Но Аня уже не слушала разглагольствований подруги. Медленно переставляя ноги, девушка поднималась обратно в спальню. Аппетит у нее как-то пропал. Укладываясь в постель, она вдруг подумала, не напрасно ли вытащила Маришу к себе. Почему-то в голову полезли всякие воспоминания. Вот они с Маришей едут на прогулочном пароходе на Валаам. Но по пути с пароходом что-то случается, и всех пассажиров срочно эвакуируют на ближайший остров, оказавшийся необитаемым. Стоял октябрь, и ночи были не то чтобы очень холодными, но все-таки довольно сырыми.

И вот они идут в ночной клуб, откуда им приходится настолько поспешно ретироваться, что они оставляют свою одежду и сумочки в гардеробе. Как уже говорилось, дело происходило не летом. А потом они вынуждены были поехать к каким-то грузинам домой, потому что никуда больше они (в смысле грузины) ехать не согласились. А потом на них (теперь уже на Маришу с Аней) чудом не заводят уголовное дело по факту нанесения физических увечий. Спасла тогда их только нелюбовь милиционера к грузинам вообще. С этими же, кроме всего прочего, у него были еще и свои счеты. Поэтому милиционер отпустил девушек домой целыми и невредимыми и даже одолжил им куртки тех грузин.

И наконец, последняя прогулка с Маришей перед тем, как Аня уехала в Германию. Мариша затащила Аню к каким-то своим случайным приятелям, которые выглядели законченными бандитами и вели себя соответственно. И Мариша выкрала у них из-под носа видеокассету, которую они почему-то явились требовать от Ани в аэропорт.

– Как я могла быть такой дурой! – простонала Аня, зарываясь изуродованной головой в подушку.

Следующее утро началось для нее не самым приятным образом. Ее разбудил громкий стук. За окнами было еще темно, и Аня не сразу сообразила, что нужно вставать. Стук становился все громче, и она вылезла из постели, накинула халатик и поплелась в соседнюю комнату. Там Анна увидела необычайно бодрую для такого раннего часа Маришу, которая увлеченно молотила туфлей по пустому книжному шкафу. Книги из него Аня вытащила еще в самом начале поисков, да так и не удосужилась поставить обратно.

– Всю ночь ставила себя на место Вернера, – увидев возникшую перед ней бледную Аню, сказала Мариша. – И поняла, что отодрать плинтуса мы еще успеем, а начать надо с той комнаты, куда направился Вернер после своего возвращения. Я рассуждала так: вот приехал он домой от нотариуса, а в затылок уже дышат гости, надо где-то спрятать завещание, но так, чтобы никто его не нашел. Менять шифр на сейфе поздно, да и склероз не позволяет, а старый шифр жена знает. Поэтому сейф не годится. Вспомни, что делал твой жених, вернувшись в тот вечер домой.

– Он прошел на кухню и заглянул в холодильник, – присев на краешек письменного стола, начала перечислять Аня. – Потом, сказав, что хотел бы умыться, прошел наверх. Я сопровождала его, поэтому переодевался и умывался жених при мне и завещания нигде не прятал. А его кейс остался внизу. Потом я побежала открывать дверь первым гостям, Вернер спустился со мной, но, пока я здоровалась с Моникой, он подхватил кейс и опять пошел наверх. При этом сказал, что ему нужно убрать важные бумаги. Мы все почтительно проводили его взглядом, и поэтому я помню, что, поднявшись по лестнице, Вернер повернул направо. Там расположены только его кабинет и наша с ним спальня.