Еду в спорткомплекс на час раньше тренировки. Палыч говорил, Оля на три дня отпросилась, выходит, сегодня уже работать должна. Отлично. Нам как раз есть о чем поговорить.

Подъезжая к зданию, замечаю, как она входит внутрь, и быстро иду следом, нагоняя и почти заталкивая её в кабинет. Меня раздражает это поведение, когда то игнор, то взаимность до мурашек. Не устраивает меня такое, нужно либо да, либо нет.

— Что ты… — пытается возмущаться, но я за руку беру, в кабинет затаскиваю и дверь закрываю за собой, чтобы лишние уши не схватить. Оля разворачивается, смотрит на меня странно, и двигается вперёд, пытаясь ухватиться за ручку двери. Наивная.

— Нет, Оль, я нахер отказываюсь понимать, какого ты опять от меня бегаешь! — она отворачивается, но я не пускаю. Хватаю за плечи, разворачиваю и спиной к стене припечатываю, успевая под голову подложить ладонь, чтобы не треснулась. — Объясняй! Пока нормально не расскажешь, я отсюда не уйду.

— Антош… — шепчет, а потом осекается, а у меня уже вся кровь к ширинке прилила. Антош… На этом самом диване она меня так называла хриплым шепотом, когда волосы мои на затылке тянула и губы кусала, чтобы не стонать. Что, забыла все? В глаза смотрю, вижу — помнит. И тоже об этом сейчас думает. — Антон, я говорила тебе сто раз…

— Нет, Оль, не катит. Чушь свою про разницу в возрасте себе оставь. Тебе не семьдесят, мне не четырнадцать, четыре года — это херня. Тем более внешне скорее ты ребенком кажешься рядом со мной, а не наоборот. Правду говори. Не нравлюсь — скажи. Мужик есть? Скажи.

— Господи, Ковалёв, какой мужик? Я бы не стала с тобой спать, если бы у меня был мужчина! — злится. Кайфую, что не холодная снова. Пусть хоть лупит меня, кричит, что угодно, только не стену опять свою ледяную возводит.

— Что тогда? Говори, Оль, я не отстану! Тебе хорошо со мной, я же вижу, мать твою, но вечно бегаешь хер знает зачем!

Я злюсь, как цепной пёс, но не могу эти эмоции контролировать больше, они сильнее меня. Я в Олю с первого взгляда втрескался, бегаю за ней, как дурак, а она надежду то даёт, то обратно забирает. И это раздражает. Говорит ещё, что я ребенок, а сама со своими чувствами разобраться не может. Вижу же, что тянет её ко мне, но никак полностью отдаться не может, каждый раз, когда навстречу шагает, потом в два раза больше шагов от меня делает.

— Да ребёнок у меня есть, понятно? — кричит и по груди меня бьёт, все ещё к стене придавленная, а у меня сердце в пятки падает. Что она говорит?

— Ребёнок? — спрашиваю ошарашенно.

— Да, Ковалёв. У меня есть сын, Матвей, пять лет ему.

— Охуеть… — шепчу, забывая, как дышать. Я не против детей, просто как-то неожиданно. Очень.

Ребёнок. У Крохи. Да она сама как подросток, как с ней ребенка-то представить? Матвей, говорит, пять лет. Это самое неожиданное, что я готовился услышать, честно. Самое. Ребёнок… У моей Крохи есть пятилетний сын…

— Вот именно поэтому, Антон, у нас ничего не получится, понимаешь? — отталкивает меня, а в глазах слёзы стоят. Да твою ж! Ненавижу, когда женщины плачут, особенно, когда из-за меня.

— А почему я никогда его не видел? — не знаю, что несу, губы с мозгом сейчас не в паре работают, потому что мозг после мысли о детях вообще отключился. — Ты до поздна тут, мы и глубокой ночью уезжали…

— Давай, скажи ещё, что я плохая мать! — взрывается Кроха, что-то перебирая у себя на столе, чтобы хоть чем-то занять руки. Обнять её хочется, но не время, она такая заведённая, что лучше не стоит. — Матвей на лето ездит к моей маме за город, там дом, бассейн, природа.

— Так, ладно, — выдыхаю и треплю волосы ладонью. Сумасшедший дом, конечно, но не смертельно. Ребёнок, ну… просто ребенок. Пять лет, мальчишка. Дети вообще цветы жизни, да? Переживать не стоит, значит. Ребёнок ведь не муж, не парень, не любовник, а значит, переживать нечего. Привыкнуть просто, познакомиться как-нибудь… когда привыкну. — Почему раньше не рассказала?

— Вот поэтому, — поворачивается и пальцем на меня показывает с болезненной улыбкой. — Потому что я надеялась, что ты отстанешь от меня просто и тебе не придется разочаровываться.

— Оль, ты дура? — хмурюсь. Правда дура. Подхожу близко, хватаю лицо в ладони, смотрю в глаза — в них слезы. — Куда разочаровываться? Охренел, не спорю, но дети разве плохо?

— Ты сам еще ре…

— Закрой рот, — перебиваю и целую в искусанные губы, прижимая Кроху сильнее. Отрываюсь, когда она перестает сопротивляться. — Воспитаем, Оль, какие проблемы?

— Мне не нужен отец для Матвея. Отец у него есть, они в хороших отношениях.

— И ты, да? — кровь мигом закипает, злюсь снова, ревную её как чекнутый.

— И я, да, — вздыхает, закатывая глаза. — Но мы просто поддерживаем общение касательно ребенка, угомонись, бешеный. Несколько лет назад я пыталась познакомить Матвея с мужчиной, ничего хорошего из этого не вышло. Он решил, что он мне не нужен больше, что я его брошу и все такое. С тех пор между мужчиной и ребенком я не выбираю и то, и то, пытаясь сгладить углы. Я выбираю ребенка, Антош. Просто пойми.

— Да просто подход надо к пацану найти, и всё! — психую. Она динамит меня без остановки, но вижу же, что внутри на меня искорка загорается, не спрячешь.

— Нет, Антон. Остановись. Просто забудь и все, ладно? — поднимается на носочки и целует меня в щёку, а потом быстро выбегает из кабинета, тихонько прикрыв дверь.

— Нихера не ладно, — бормочу и вылетаю в коридор. У меня на этот счёт другие планы, Кроха.

Не думала, что рассказать Антону про Матвея будет так легко и так сложно одновременно. На душе стало легче, а вот в сердце боль щемящая, что отталкиваю этого котенка ласкового от себя все дальше и дальше, хотя на самом деле хочется его прижать к себе и не отпускать никогда. Но жизнь — коварная штука. Сколько себя помню, она никогда не относилась ко мне с добротой, всегда добивала испытаниями и заставляла плакать. Кажется, за все двадцать шесть лет я ещё ни разу не была абсолютно счастливым человеком какое-то продолжительное время. Всё моё счастье настолько скоротечно, что эти дни я могу пересчитать по пальцам.

И Антон… он входит в эти счастливые дни. Могу с уверенностью заявить, что той ночью с Антоном я была абсолютно счастлива. Я чувствовала себя любимой женщиной, купалась в заботе, сильных руках и поцелуях. Погода была хорошая, мой ребенок был в безопасности, а проблемы словно ушли от меня на какое-то время, давая передышку.

Я сейчас я его отталкиваю. Самое страшное — я делаю это осознанно. Потому что как бы сильно я не хотела послать все к черту и остаться навсегда в его объятиях, есть слишком много факторов, обойти которые никак нельзя.

И да, мне от этого больно. С каждым днём я все сильнее растворяюсь в этом мальчишке, меня тянет к нему, как к магниту. Я хочу видеть его каждый день, касаться его, Господи боже, у меня появилось сумасшедшее желание накормить его домашней едой, это диагноз!